Анастасия Доронина - Встреча вне расписания

— Неужели придется возвращаться в Тверь? — вслух сказала Рита, продолжая вглядываться в темноту за окном, как будто надеялась, что оттуда к ней придет ответ.

Горькие Ритины мысли прервала резкая трель телефона. Девушка вздрогнула и с минуту смотрела на него, не в силах заставить себя снять трубку. С некоторых пор телефонные разговоры не сулили ей ничего хорошего.

— Да? — в конце концов сказала она.

В ответ закричали так, что трубку пришлось отнять от уха чуть ли на полметра.

— Ненавижу тебя! Ненавижу! — Она с трудом узнала Викин голос, искаженный визгом и рыданиями. — Будь ты проклята! Чтоб тебе счастья не знать никогда, слышишь?! Ненавижу! Я тебя ненавижу! Он сказал, чтобы я убиралась — навсегда! Он спустил меня с лестницы! Но не надейся, что теперь у тебя что-нибудь получится! Тебе тоже не на что рассчитывать! Потому что он сказал, что мы обе ему надоели! Обе! А все из-за тебя!!!

Рита тихо-тихо положила трубку обратно на рычаг.

«Странно, — думала она, снова прислонившись лбом к оконному стеклу. — Как странно все… Вика отняла у меня Костю, а если бы она этого не сделала, я бы, наверное, еще долго не узнала о том, сколько гнусности скрыто в этом человеке под наносным слоем доброжелательности и дешевого обаяния… А теперь эта гнусность рикошетом ударила по самой Вике. Почему же я этому не радуюсь? Ведь мне положено радоваться…»

Но радости не было — была одна только огромная, всепоглощающая усталость. Которую нужно было преодолевать — хотя бы потому, что Рита обязана была заботиться о человеке, который лежал на диване в гостиной.

Чайник вскипел. Девушка повторила вчерашнюю процедуру — поставила на поднос чашки, сахарницу, разогрела в микроволновке пиццу, которая, по счастью, нашлась в морозилке.

— Вы… ты просто балуешь меня своим вниманием, — сказал Глеб, когда она снова появилась в комнате. — Даже неудобно как-то. Не такой уж я и беспомощный.

— Врач сказал «постельный режим», значит, будет постельный, — ответила она, опять, как и вчера, пододвигая к дивану журнальный столик. — В конце концов, это я виновата, что ты стал такой неходячий. Дай хотя бы часть вины загладить.

— А, ну если тебе от этого легче — пожалуйста.

Они пили чай, ели, но беседа как-то не завязывалась. Не было настроения.

Правда, какое-то время Глеб пытался развеселить и растормошить ее, рассказывая анекдоты и всякие профессиональные байки.

— Представляешь, какой был забавный случай, — говорил он. — Приходят как-то в фотосалон одного моего знакомого семь боксеров и просят фотографа их, как это говорится, запечатлеть. «Хорошо, как вас сфотографировать?» — спрашивает мой приятель. «Значит, это, чувак, мы, это, втроем с кулаками прем на этих четверых, а они, это, испугались и такие в стойке отходят». Ну желание клиента, даже самое дурное, — это закон. Приняли боксеры стойку, сфотографировал их мой товарищ, а потом не удержался и спросил — сколько сделать фоток? «Две», — говорят боксеры. Хорошо, но на хрена вам такие фотки, спрашивает фотограф? Тем более две. «Дык, понимаешь, мужик, — отвечают они ему, — Тренер нам сказал — принести две фотки „три на четыре“».

Рита слушала и старалась улыбнуться.

— Или еще был случай. Другой мой приятель, тоже фотограф и большой ходок по женщинам, как-то похвастался, что познакомился с новой девушкой. «Ну и как, красивая?» — спрашиваем мы. А он призадумался и потом ответил так: «Ну… Это смотря как свет поставить…»

— Смешно, — соглашалась Рита.

— Пока рассказывал, еще и анекдот про фотографа вспомнил. Чапаев спрашивает у Фурманова: «Почему, когда Васька и Петька меня фотографируют, то я становлюсь похожим на Бриджит Бардо? А когда ты — то выгляжу как бандит». И что же ответил Фурманов?

— Ну и что?

— А он ответил так: «Потому, Василий Иванович, что Васька и Петька закончили операторский факультет ВГИКа. А я — криминалистическую экспертизу при МВД».

— Смешно…

В конце концов Глеб сдался, и они опять сидели молча. Сваровский решился нарушить молчание только через полчаса:

— Рита, я, наверное, рискую заслужить ваше… то есть твое плохое ко мне отношение и упреки, что вмешиваюсь не в свое дело. Но, честное слово, хоть я и знаю тебя всего лишь второй день, но не могу смотреть, как ты мучаешься. Знаешь что? Прости ты всех.

— Что? Как это… Кого это — всех?

— Ну того пижона в светлом костюме — это ведь он тебя так обидел? А самое главное — себя.

— Не понимаю, о чем ты. И потом, я уже сказала, что не хочу об этом говорить.

— Я и не настаиваю на том, чтобы ты говорила, обнажала душу и так далее. Просто послушай меня, Рита. В конце концов, ты сама признала, что я старше, а следовательно, и умнее. Как ни крути, по крайней мере, уж опытней-то наверняка. И из этого своего опыта я знаю, что простить гораздо легче, чем самому просить прощения.

— Ты же даже не знаешь, в чем моя обида.

— Да, не знаю. Но я знаю, что человека вообще легко обидеть. Легко обидеться самому. Легко ли простить? Трудно. Неудобно. Не хочется. Но прощать все-таки надо. Для меня это серьезный шаг — попросить прощения. Раньше мне нужно было много времени, чтобы забыть обиду, теперь я знаю: прощение как радость, как подарок себе, как освобождение от собственной обиды.

— Ты просто не представляешь себе, что это такое, когда тебя методично бьют день за днем… минута за минутой… — возразила Рита. — Не физически, конечно… Это то же самое, что колоть ручкой в одно и то же место — вначале просто больно, но кажется, что все-таки терпимо, а что будешь чувствовать через месяц? Два? Я где-то читала, что в святой инквизиции была такая пытка — человека клали лицом вверх у каменной стены, по которой каждую минуту стекала и капала ему на лоб вода… Капля за каплей, капля за каплей, день, неделю месяц, два — и человек в конце концов сходил с ума…

— Мне кажется, что это у тебя от одиночества. Если так будет продолжаться, ты можешь в нем просто увязнуть.

— Ну да, сейчас ты начнешь говорить мне: «Смени обстановку, меньше жалей себя, внеси в свою жизнь что-то новое, заведи неожиданные знакомства», да? Знаю. А если бы не знала, то смогла бы прочитать это в любом женском журнале. Только я ничего этого не хочу, понятно тебе? Ничего не хочу — ни знакомств, ни встреч, ни вот этих котлет, ни завтрашнего дня… Я вообще перестала понимать, что со мной происходит. Три дня назад у меня все было хорошо, и вдруг сразу посыпалось столько проблем, все они скрутились в один большой клубок, и я уже ничего не понимаю, в первую очередь — что мне теперь делать…

— Клубок — на то он и клубок, что приходится периодически возвращаться, чтобы распутать новый виток. А здесь еще замкнутый круг получается — ты не можешь внутренне освободиться от отношений, потому что не согласна с тем, что они разрушились. В своем сегодняшнем состоянии ты напоминаешь мне капитана, который, видя, что корабль получил большую пробоину, не согласен с тем, что его такой замечательный корабль идет ко дну, не принимает мер по спасению людей. Конечно, жаль капитана, страдающего по поводу утраты любимого судна, но люди-то тут при чем? Хочешь ты быть похожей на такого капитана?