Триша Дэвид - Прислушайся к сердцу

— А что ты скажешь, Мадди, о своем наряде? — в свою очередь спросила Брайони.

— Он аккуратный, — признала та, — мне нравится.

— Он выглядит прекрасно, — поддержала ее хозяйка бутика. — И у меня в подсобке есть целая гора ярко-красных лент, — продолжала она. — Можно распустить твои косички, завязать волосы лентой на затылке, а локоны будут свободно падать — как у Брайони.

«Как у Брайони». Магические слова.

— У меня не такие волосы, как у Брайони, — печально проговорила Мадди. Очевидно, девочка заплетала свои косички сама. Одна, потоньше, висела перед ухом, а другая спадала на спину.

— Нет, твои волосы похожи на волосы Брайони, — настаивала Джоди. — Я ведь помню, какой была Брайони в семь лет. У нее были точно такие же косички, как у тебя. И выглядела она как ты. Только лицо всегда было грязное, а платье порвано. Брайони даже в воскресенье не могла дойти от дома до церкви, не порвав платья. И волосы у нее ярко-рыжие, а ты рыжеватая блондинка, но в остальном вы — два сапога пара.

— Правда?

Такое сравнение ошарашило девочку.

— Джоди, а у вас есть такое же сверкающее вечернее платье для Мадди? — спросил Джек, все еще держа платье размером с носовой платок. Он словно не хотел с ним расставаться. — Что-нибудь такое, что сделало бы вечер по-настоящему праздничным.

— Конечно, есть. — Джоди протянула девочке руку. — Пойдем, посмотрим. Ведь ты хотела бы купить вечернее платье?

— Только если Брайони купит это!

— Мадди, я не могу позволить себе такую покупку.

— Не беспокойтесь. — Глаза у Джека сверкали явным злорадством. — Его покупаю я. Мой свадебный подарок Роджеру.

— Вы шутите. И потом… оно недостаточно респектабельное.

— Брайони Лестер, последний раз ты была респектабельной задолго до моего рождения, — мрачно заметила Джоди. — С тех пор что-то изменилось?

Не изменилось.

Вечером Брайони стояла перед зеркалом в номере отеля и с неодобрением разглядывала себя. Платье абсолютно ничего не оставляло для воображения. Оно прикрывало ее — и только. Она надела черные колготки и туфли на высоком каблуке. Крохотное, черное с серебром платье не нарушало приличия. Но двоюродная бабушка Брайони, Берта, судя по всему, перевернулась в могиле.

Брайони посмотрела на девочку, стоявшую рядом.

— Мадди, я знаю только одно. Это платье втянет меня в неприятности.

— Нет, не втянет. — Девочка успокаивающе улыбнулась. — Мы всего лишь пойдем пить чай с Джеком. Он присмотрит за нами.

Гм!.. Брайони взглянула на Мадди, не зная, что и сказать. Чем больше девочка доверяла отцу, тем больше настораживалась Брайони. У него опасные глаза. И вообще этот мужчина опасен.

Брайони и Мадди разместились в одной комнате. Дверь вела в смежную комнату Джека. И они слышали, как он насвистывает, одеваясь.

— Как по-вашему, Джеку и правда нравится мое платье? — застенчиво спросила Мадди.

Брайони присела, обхватила Мадди за талию и обняла.

— Джек любит тебя, Мадди, и, конечно, твое платье ему очень понравилось.

Юбку платья цвета радуги украшали оборки, оборки и оборки. Сверху донизу. Каждая маленькая девочка мечтает иметь такое платье. Джоди добавила к нему белые с золотом ленты для волос, и крохотная Мадди выглядела словно украшение с рождественской елки.

Свист в соседней комнате прекратился. Раздался стук в дверь. Брайони бросила в зеркало последний панический взгляд и выпрямилась. Осторожно! Она распустила волосы по плечам, в напрасной попытке отвлечь внимание от ложбинки между грудями. Ничего не вышло. А Мадди тянула ее за руку.

— Джек ждет нас. Пора идти!

Брайони же сейчас хотелось одного — нырнуть под простыню и остаться в номере.

Дверь открылась. Глаза Джека застыли на Брайони. И все вокруг исчезло.

Большой обеденный зал в «Виндзоре» выглядел волшебно. При появлении Джека в смокинге обедающие повернулись в его сторону.

Казалось, весь зал уставился на прибывшую троицу. На Джека. На Мадди. На женщину в крохотном серебристо-черном платье с огненно-рыжими локонами.

— Так и есть, — объявил Джек, когда они сели, и он наполнил три бокала шампанским. — Мадди, я знаю, что закон запрещает шестилетнему ребенку пить алкоголь. Сейчас ты перейдешь на лимонад. А шампанское для первого тоста. Сегодня я потратил больше денег и получил больше удовольствия, чем за все прошедшие годы.

Каждый из них мог бы сказать то же. Брайони тратила деньги Джека так, словно купюры завтра выходили из обращения. Она и Мадди выбрали для детской спальни самую дорогую и удобную мебель. А Джек стоял сзади и наблюдал за обеими с благосклонностью доброго волшебника. Мадди сияла от счастья, а это стоило больше того, что он заплатил.

— За твою спальню! — поднял Джек бокал. — Нам осталось найти только корабельный сундук, и мы закончим.

— Джек…

Голос у Мадди дрогнул.

Джек улыбнулся дочери. И от этой улыбки у Брайони екнуло сердце. Так мог улыбаться только мужчина, который до боли в сердце любит свою дочь.

— У моей бабушки был большой такой комод с ящиками…

— Ты хочешь его вместо корабельного сундука?

Голос у Джека стал невероятно нежным. Брайони боялась вздохнуть.

— Бабушка умерла, а маме я не нужна. — Девочка побледнела. — А тебе?.. Тебе я по-прежнему буду нужна?

«Тебе я по-прежнему буду нужна?» Крик из сердца. Брайони потерла виски. Только бы не расплакаться. Джек закрыл глаза, но она успела заметить в них боль. Когда он снова открыл их, взгляд выражал одну лишь уверенность.

— Ты мне всегда будешь нужна, — твердо произнес он, потянулся через стол и обхватил лицо дочери большими ловкими руками. — Ты мне всегда была и будешь нужна. Ты моя дочь. Теперь и на все оставшиеся мне дни.

Мадди кивнула и сглотнула.

— И… и я могу называть тебя папой? Как… как Фиона называет своего папу?

— Конечно, можешь, солнышко. Ничего большего мне и не надо. Но у нас проблема. Мисс Лестер, могу я предложить вам носовой платок?

— Да, — подавленно согласилась Брайони. — Вы втягиваете меня в сцену вроде этой, а у меня нет даже бумажного платка. В этом абсурдном платье негде спрятать что-либо. Быстрей! — Она закрыла лицо рукой и в отчаянии помахала растопыренными пальцами.

Джек еще шире улыбнулся и вложил ей в пальцы большой клетчатый платок. Брайони вытерла слезы, высморкалась и попыталась вернуть ему платок.

— Нет, нет, оставьте его себе!

— И куда я должна, его положить?

Голос натянутый, как струна, которая вот-вот лопнет.

Он взял платок и засмеялся. Потом поднял бокал и подождал, пока дочь и Брайони возьмут свои.

— За великолепный день, — мягко проговорил он, — за двух прекрасных леди и за то, что я теперь, папа Мадди.

И все трое выпили.

После обеда начались танцы. И когда первая пара вышла на площадку, глаза девочки засверкали.