Фиона Харпер - Ты — моя тайна

Я сделала шаг назад, по крайней мере мысленно, и сухо рассмеялась, из-за чего Адам нахмурился.

Мы же сейчас говорили обо мне? О девушке, которая манипулировала людьми, ситуациями, почти всем, чтобы получить желаемое. Девушке, которая знала все о том, как получать, не отдавая взамен. Я была настоящим Скруджем в юбке и с подводкой. Если уж кто-то и был защищен от повторения маминой судьбы, то это я.

Но у меня была другая проблема.

Я прошла к своему вишнево-красному псевдокожаному дивану и села.

— Почему ты хочешь именно меня, Адам? — Я сбросила туфли и зарылась пальцами ног в пушистый ковер. — Я играю в игры, я требовательна и эгоистична… — Впервые за вечер я посмотрела ему прямо в глаза: — Если честно, я не знаю, способна ли я на такую любовь, о которой ты говоришь.

Он сел рядом со мной, взял меня за руку и заставил посмотреть на него:

— Это все делает та девушка, которая прячется за винтажной одеждой. Которая репетирует свою походку. Которая никогда не выходит на улицу без фирменной красной помады… — Он провел подушечкой большого пальца по моим ненакрашенным губам. — Но я не люблю ту девушку. Тебе не нужно быть той девушкой со мной.

По лицу скатилась слезинка. А потом еще одна, и еще одна. Он правда имел это в виду. Пустота внутри меня стала наполняться. И вместе с наполненностью пришли слезы.

Я не знаю, сколько я проплакала, но Адам просто обнимал меня и шептал мне на ухо, что он верит в меня, знает, на что я способна, и наконец я успокоилась. Адам не шевелился. Я была так измождена, что начала проваливаться в сон, и сквозь него я видела, как Адам принес пуховое одеяло из спальни, завернул меня в него и поцеловал. Я стала искать его руку, но нашла только штанину. Мне было все равно, я схватила ее со всей силой.

— Не уходи, — пробормотала я. — Останься. Ты мне нужен.

Вот. Впервые я сказала эти слова кому-то. Раньше я никогда не признавалась в том, что мне кто-то нужен. Никогда. Даже маме. Особенно маме.

Адам не колебался. Он просто лег на диван рядом со мной, укрылся краем одеяла и обнял меня. Я хотела как можно больше касаться его, впитать как можно больше его тепла, и, когда сон снова стал одолевать меня, я взяла его за руку и переплела свои пальцы с его.

И я уснула. Держа Адама за руку.

Тепло. Прикосновение. Это были первые блаженные ощущения следующего утра. Пальцы Адама по-прежнему были переплетены с моими. Его теплое спокойное дыхание на моей шее. Я поднесла его руку к лицу и поцеловала костяшку.

Должно быть, он еще долго бодрствовал вчера после того, как я уснула, потому что сейчас он еще крепко спал, и я легко освободилась из его объятий. Когда я встала, он зашевелился, но я подтянула одеяло до шеи, и он снова уснул.

Какое-то время я оставалась в комнате и просто смотрела на него. Я не знала, почему в носу снова защипало. Может, это имело какое-то отношение к тому, что мне хотелось взять все то, кем я была и кем я буду, и отдать ему. И я ощущала это желание почти физически, оно зарождалось внутри меня и угрожало вырваться наружу через каждую пору моей кожи.

Я ошибалась, говоря, что не могу любить Адама так, как он хотел. И я стояла и не могла оторвать от него глаз, и я знала, что дочь своей матери.

Прежде чем выйти из гостиной, чувствуя себе голой и уязвимой, я схватила мамино фото с камина и прижала его к груди. Я взяла его с собой и положила на кровать, а потом отправилась в ванную. После всей той роскоши мне хотелось вернуться к комфорту своего собственного дома, к моему душу, моему беспорядочному и броскому декору, с шарфами на абажурах и постерами из классических фильмов на стенах.

Выйдя из душа, завернутая в пушистое красное полотенце, я задержалась и взяла фотографию, которую оставила на кровати. Образ моей мамы, улыбающейся и беззаботной, померк. Я не знала ее такой. Конечно, я видела, как она улыбается, и слышала, как она смеется, но я была слишком маленькой, чтобы запомнить то время, когда мои родители были вместе. После того как отец ушел, даже если мама принимала нужное выражение лица, чтобы изобразить счастье, оно все равно было ненастоящим. Всегда наступал тот момент, когда она переставала смеяться, момент, когда грусть возвращалась, и мама снова приходила в свое обычное состояние.

Я поцеловала подушечку своего пальца и прижала его к ее улыбке. Я люблю тебя, мам, но я не могу быть такой, как ты. Прости.

Я поставила фотографию на тумбочку возле кровати и оделась, выбрав свою любимую юбку-карандаш и ярко-розовую блузку с воротником-стойкой, и завершила образ малиновыми замшевыми туфлями на высоком каблуке с розочками на носках. Я заколола волосы в пучок, но оставила челку свободной, и она свисала над бровями как занавеска. Легким движением руки я нарисовала стрелки черной подводкой, и с каждым прикосновением роскошной красной помады к губам я чувствовала, как силы возвращаются ко мне.

Закончив, я вышла в коридор, чтобы рассмотреть свое отражение в большом зеркале. Я снова была похожа на себя. Но не на ту легкомысленную, беззаботную версию себя, которую я ожидала увидеть. Блеск веселья в глазах Корины застыл.

Я взяла черную сумочку и последний раз взглянула в гостиную перед уходом. Было слишком рано открывать магазин, но мне нужно было пройтись, чтобы проветрить голову. Адам все еще спал, но, когда я посмотрела на него на этот раз, нарастающее чувство не вернулось.

Я послала спящему Адаму воздушный поцелуй и вышла из квартиры, покачивая блестящей черной сумочкой в такт своим бедрам.

Я повернула табличку «Сундучка Корины» на «Закрыто» и вздохнула. Мне очень хотелось прислониться головой к прохладному стеклу и позволить ему успокоить ноющий лоб, но Элис смотрела на меня. Она целый день смотрела на меня.

Она стояла за прилавком, проверяя кассу. Я повернулась к ней лицом и одарила широкой улыбкой.

— Выкладывай, — только и сказала она.

Я округлила глаза.

Несмотря на беременность и гормоны, мой бизнес-партнер все еще могла прижать меня к стенке одним взглядом.

— Я серьезно. Как прошли выходные?

Я невинно моргнула:

— Я тебе уже рассказала.

Элис пренебрежительно хмыкнула:

— Ты рассказала мне о моде. Теперь я хочу услышать про выходные.

— А, — произнесла я беспечно, идя к кассе. — Николас Чаттертон-Джонс пригласил меня на ужин, и все.

Вместо того чтобы кричать от радости и танцевать со мной по магазину, Элис скрестила руки:

— И?

Я пожала плечами:

— Я думаю.

— Теперь я точно знаю — что-то случилось.

Я прислонилась своим упитанным задом к прилавку и громко выдохнула. И из-за этого стала похожа на лошадь, но мне было все равно. Элис начала складывать свои вещи в сумочку, но я знала, что внешность обманчива. Она не собиралась никуда уходить, пока я все ей не расскажу. Иногда моя худенькая рыжеволосая бизнес-партнер была несгибаема.