Бетти Бити - Очарованная легендой

Прежде чем я открыла ее, он сжато и без предисловий потребовал:

— Какого черта вы устроили сейчас такое представление?

— Я? Представление? Когда? Как? Что вы имеете в виду?

— Ну-ну, мисс Брэдли. Почему, вы думаете, мы уезжаем в такой спешке?

— Не знаю. Сама удивляюсь.

— Подумайте, мисс Брэдли. Подумайте.

— Хотите сказать, из-за дона Рамона?

— Из-за вас и вашего поведения с такой личностью, как дон Рамон.

— Я нашла его очаровательной личностью. И очень полезной.

— Не сомневаюсь, — тихо, но мрачно согласился мужчина. — Как большинство женщин.

Я открыла было рот, чтобы сказать, что я не большинство женщин, и снова закрыла.

— Вы обычно прибываете на новую работу под руку с незнакомцем? — продолжал он.

— Мне стало плохо, — запротестовала я, — я потеряла сознание.

С его суровых губ не сорвалось ни слов сочувствия, ни полезного совета об опасности высокогорья.

— Как удобно! Значит, дон Рамон познакомился с вами таким способом?

— Нет. Раньше.

— Понятно. В самолете?

— Да.

— Вы не тратите время зря, мисс Брэдли.

— Протестую против этого замечания, — бросила я.

— Отклоняется.

— И это не ваше дело, мистер…

— Фицджеральд. Джеймс Фицджеральд.

Он жестом предложил открыть карточку. Фамилия пробудила некоторые воспоминания, но смутные и слабые. И к тому же я была слишком сердита, разгорячена, разочарована и измучена, чтобы слушать внутренний голос. Карточка оставалась крепко сжатой и закрытой в руке.

— И ваше дело очень даже мое.

— Я подчиняюсь послу, — с ледяным достоинством сказала я.

— Конечно. Но, как вы знаете, посол вчера уехал на Вашингтонскую конференцию. — Внезапно он включил зажигание. — Его не будет еще две недели.

— Машина набрала скорость и отъехала от тротуара. К тому времени, когда он остановился на перекрестке, я придумала ответ.

— В таком случае я подчиняюсь только его заместителю, — внушительно сказала я.

Он еще более внушительно протянул:

— Вот именно, мисс Брэдли. Вот именно.

— Первому секретарю, — сказала я слабо угасающим голосом.

На малой скорости мы ехали по дороге, обгоняя ослиные и бычьи упряжки и большие скоростные американские автомобили. С пересохшим ртом я перевела взгляд с сурового профиля рядом на карточку в моей руке. Он слишком молод, слишком красив (если вам нравятся суровые атлеты), слишком просто одет, слишком… Он не может, не должен!

Я открыла карточку. Он был.

Джеймс Фицджеральд. Первый секретарь, британское посольство, Куича. Сквозь пластиковое покрытие фотографии меня буравили суровые глаза мужчины за рулем.

Только этого недоставало, подумала я. Ссора с самого начала. Временная секретарша ударяет лицом в грязь перед временным боссом. И боссом, обладающим огромной, абсолютной властью.

— Вы не похожи на первого секретаря, — сказала я в свою защиту.

— А вы встречали хотя бы одного?

Он умело свернул с главного шоссе на обсаженную деревьями улицу. Я снова учуяла эту сладкую смесь цветочного запаха. С тех пор, как я высадилась на этой земле, ошибочно названной Шангри-Ла, прошла казалось, целая жизнь.

— Нет.

— Тогда как вы можете судить?

Ответить было нечего. По своему ограниченному знакомству с личными делами первых секретарей я помнила, что иногда они в самом деле были растущими молодыми людьми, выполнявшими трудные заграничные назначения. Они всегда отвечали за безопасность и дисциплину. Следовательно, можно ожидать, что они крутые, бескомпромиссные и резкие. Но я никогда не встречала их «живьем».

— Я не ожидала, что меня встретите вы, не ожидала… то есть… Обычно…

На уступку он оказался способен.

— Возможно. — Он сбавил скорость и свернул в открытые двойные белые ворота на подъездную дорогу, обрамленную кустами мимозы. — Но здесь все очень неформально.

Я метнула на него полный недоверия взгляд, который он проигнорировал.

— У миссис Маллёнпорт сейчас играют в теннис. Иначе за вами поехала бы Хестер.

Что-то в том, как он произнес это имя, заставило меня взглянуть на него. С Хестер Маллёнпорт связано сильное чувство. Симпатия или антипатия, приятие или неприятие. Я не была уверена, какое именно.

— Впрочем, я рад, что поехал. — Тон первого секретаря лишил эти слова даже тени возможной лестности. — Следует пресечь взаимоотношения в корне. Мисс Брэдли, пока вы здесь, вы не будете завязывать знакомства с чужими мужчинами в самолете. И продолжать дружбу с доном Районом.

Я почувствовала, как на моих щеках выступил сердитый румянец.

— Вы не можете мне указывать, что делать, а что нет.

— Напротив, я-то как раз и могу.

— Вы такой же деспот, как чарагвайцы! — воскликнула я.

Он мрачно рассмеялся:

— Я бесконечно хуже.

Он развернул «лендровер» перед большой виллой с белыми ставнями, окруженной террасой, на крыльцо с входной дверью вели низкие ступеньки. Вилла была большой, но непретенциозной, о посольском статусе свидетельствовали только герб на двери и высокий белый флагшток с развевающимся Юнион Джеком на лужайке.

Чарагвайский солдат поднял ружье и отсалютовал остановившемуся «лендроверу».

— Когда мы запросили временного секретаря, я ожидал кого-нибудь калибра Евы Трент, — сказал Джеймс Фицджеральд. — Девушка, которую вы заменяете. Она в больнице. — Его лицо смягчилось, но только на миг, затем он продолжал: — Которая соединяет мгновенное послушание, неизменную преданность и абсолютную деликатность. И делает это с готовностью.

Я удивилась, как вообще, не говоря уже об этой странной территории Чарагвай, я смогу соответствовать этому образцу.

Мои размышления прервал слуга в белой куртке, заторопившийся открыть для меня дверцу машины. Мистер Фицджеральд вышел из «лендровера», обогнул капот и остановился рядом со мной. Где-то за виллой слышались удары теннисных мячей, смех и добродушная перекличка знакомых британских голосов, в них вплетались вопли тропических птиц на банановых пальмах. Мистер Фицджеральд на мгновение застыл, глядя на виллу, пальмы и тропические деревья, бу-генвиллею и мимозу, словно видя их моими ослепленными глазами.

— Здесь вам следует крепко стоять ногами на земле, — сказал он. — И убрать голову из облаков. Сколько бы ни говорил дон Рамон обратное, это не Шангри-Ла, населенная красивыми женщинами и учтивыми мужчинами.

Вдруг, словно в опровержение этих слов Джеймса Фицджеральда, распахнулась дверь резиденции, и в проеме двери появилась высокая девушка с каштановыми волосами в самом коротком из теннисных платьев, с длинными стройными ногами, загорелыми до орехового цвета.

— А вот и вы, Джеймс, — крикнула она, взмахнув теннисной ракеткой. С грацией жеребенка она спустилась по ступенькам и направилась к нам через гравий подъездной дороги. Ее волосы до плеч мерцали расплавленной медью.