Тина Уэлш - Если любишь — поверь…

— Ты, как я погляжу, остаешься верной поклонницей всего этого пищевого суррогата? — сказал он, передавая ей пакет.

— Вообще-то это не твое дело, но, если тебе так угодно… Да… По крайней мере, я не собираюсь испрашивать твоего одобрения.

Эдвин невольно поежился. Начало не слишком-то многообещающее.

— Слушай, Кэрол, не надо смотреть на меня, как на чертово отродье!

— Спасибо за указание!

— И если на то пошло, я вовсе не собирался пугать тебя. Видишь ли, со времени нашего последнего разговора я на многие вещи стал смотреть совершенно по-другому. Пожалуйста, прошу тебя, позволь мне высказаться, чтобы внести ясность в некоторые вопросы. — И он двинулся вперед, перегородив ей дорогу к двери. — Умоляю тебя!

— Не смей прикасаться ко мне! — прошипела она, загородившись, как щитом, французским батоном. — Я не желаю, чтобы ты хотя бы еще раз в жизни прикоснулся ко мне!

— Какая жалость, — тихо сказал он, — потому что мне больше всего на свете хочется делать именно это. Впрочем, это не главная причина моего появления здесь.

— В чем же дело?

Эдвин огляделся.

— Если это приглашение к беседе, то нет ли здесь более уютного места, где можно было бы все обсудить: кафетерия или бара?

— У меня продукты, которые нужно положить в холодильник, — сказала Кэрол прищурившись. — Мы можем подняться ко мне. Даю тебе десять минут, чтобы все выложить и убраться прочь.

Квартира Кэрол оказалась большой и под стать хозяйке элегантной.

— Какой славный вид открывается из твоего окна, — бросил Эдвин, выйдя на балкон и окинув взглядом весь пейзаж — от пышной листвы растущих возле дома деревьев до извивающейся линии прибоя где-то внизу.

— Десять минут, Эдвин, — напомнила она, занося продукты в современно обставленную кухню. — Не жалуйся, если у тебя окажется мало времени.

— Ладно. — Он обернулся к Кэрол. — Я вел себя как последний дурак. Я подло поступил с тобой. Я должен был верить тебе, каждому твоему слову, принимать все за чистую монету, как ты однажды выразилась. Ты в ярости на меня, и я это заслужил. И все же я хочу, чтобы ты знала: я раскаиваюсь и прошу прощения.

— Вот как? И что же послужило причиной такой перемены? — холодно поинтересовалась она. — Надо ли понимать, что твой детектив представил-таки тебе сведения из моего грязного прошлого, свидетельствующие о том, что я не Джек Потрошитель?

— Видишь ли…

— Не увиливай, Эдвин! Ты не единственный столп правосудия на этой планете. Сразу же по возвращении в Сиэтл я связалась с моим адвокатом и поручила ей выяснить, откуда ты получил информацию обо мне. Она немедленно вышла на след твоей ищейки, и он в свою очередь доложил тебе все, что узнал от нее: что я совершенно безобидное создание, никогда не державшее в уме злого умысла против людей, которых ты столь ревностно оберегаешь.

— Все верно, до последнего слова, — пробормотал Эдвин. — И я хотел бы извиниться за все свои подозрения в отношении тебя.

— И это все, что ты собирался сказать, приехав сюда?

Он подумал, что мог бы признаться ей в том, что не в состоянии выбросить ее из головы. Сказать, что она… что он… что он чувствует по отношению к ней…

Любовь: такое простое слово из шести букв, самое честное и открытое во всем мире. Но как его трудно произнести… Эдвин так и не смог сделать это. Вместо слов, которых она ждала, он произнес совсем другие слова:

— Конечно, это самое главное. Мне не слишком приятно, что я так плохо думал о тебе.

— Пусть тебя простит Бог, — сказала она, — а я не могу. Меня не интересуют твои извинения, принесенные после всего, что было. Ты не поверил мне, когда я в этом нуждалась. А теперь я не нуждаюсь в твоей поддержке.

— Господи! — воскликнул он, пытаясь найти аргументы, чтобы справиться с ее упрямством. — Ты была не так уж безупречна, если задуматься. Сначала явилась как несчастная бездомная сирота, пребывающая в трауре, а потом превратилась в прекрасно одетую, украшенную драгоценностями особу. Ты была похожа на богатую бездельницу, путешествующую по миру!

— Ну что ж, прости меня! Если бы я знала, что хорошо одеваться это преступление, я бы сразу показала тебе завещание моих покойных родителей, чтобы ты убедился, что я вполне обеспеченна. Но даже если бы они не оставили мне ни гроша, я бы никогда не стала домогаться денег у пожилого человека, как ты думал обо мне. Поэтому можешь и дальше тешить свою бесценную гордость, Эдвин. Мои имя и репутация чисты, и я намерена продолжать жить дальше без твоего благословения. Спасибо большое.

— Знаешь, — ответил он, уязвленный ее презрением, — ты могла бы с самого начала предотвратить все эти неприятные последствия, если бы сразу рассказала о своих неприятностях на работе. Почему ты этого не сделала?

— Потому что я не сделала ничего плохого! И не тебе мне рассказывать, что в нашей стране действует презумпция невиновности: человек невиновен, пока его вина не доказана судом.

— Я понимаю, — сказал он, — что одного моего извинения вряд ли достаточно.

— Да уж, — усмехнулась Кэрол, и Эдвин опять взвился.

— Так чего тебе еще надо? Увидеть мою голову на плахе?

Она как-то странно посмотрела на него, и в ее прекрасных глазах внезапно появилась пустота. Какие бы неприятности ни происходили между ними, одно всегда оставалось неизменным их физическое притяжение.

— Хватит разыгрывать драму, — тусклым голосом сказала она. — Уже ничего не изменишь.

— Ты не можешь так легко отвернуться, Кэрол!

— Конечно, не так легко обмануть того, кто тебе доверял. Найди себе кого-нибудь другого, Эдвин, чтобы поплакаться у него на плече, если тебе тяжело. Твое время вышло.

В смятении он отвернулся от этого пустого взгляда.

— Я знаю, что ты хочешь услышать. Но, ради всего святого, не проси меня сделать то, к чему я еще не готов.

— Почему же нет? Ты не колебался, когда потянул меня в постель, одновременно занимаясь проверкой моей благонадежности и соответствия твоей драгоценной семье.

— Разве мало того, что я каждую секунду скучаю по тебе? Того, что, когда я увидел тебя, единственным моим желанием было обнять и прижать к себе? Почему этого недостаточно?

— Нет. — Она подошла к двери и распахнула ее. — У меня полно приятелей, которые будут более чем счастливы заключить меня в объятия. Мне очень жаль, что ты проделал такой длинный путь зря.

Кэрол стремительно вытолкала его за дверь.

— Эй! — Его мужское достоинство было полностью уязвлено. — Я еще не закончил!

— Ничего страшного, — ответила она из-за захлопнувшейся двери.

Ему захотелось снести эту проклятую преграду с петель одним ударом ноги. Но он уже сделал столько ошибок, что вряд ли стоит предоставлять ей возможность поизмываться над ним, вызвав полицию. Еще не хватало провести ночь в тюрьме. Больше сейчас сделать ничего нельзя. Приходилось признать, что Эдвин Трейси, зрелый и опытный мужчина, потерпел поражение на любовном фронте. Придется менять стратегию.