Барбара Картленд - Игра чувств

Чарльз рассмеялся.

— Я часто думал о том же. Посмотрим, чем еще я смогу вас удивить. Вот вторая герцогиня, которая была фрейлиной королевы Елизаветы. Говорят также, что она была отравительницей. Потеряла нескольких мужей при подозрительных обстоятельствах.

Клиона пошла впереди графа.

— Кто эти милые мальчики? — спросила она, останавливаясь перед одним из портретов.

— Мой отец и его брат, — ответил Чарльз, поравнявшись с гостьей. — Они были близнецами.

— А это? — спросила она, вновь уходя вперед.

— Один из них — я, второй — мой кузен Джон. Мы оба похожи на отцов, а потому и между собой.

— Да, на миг мне показалось, что они тоже близнецы. Но теперь, подойдя ближе, я вижу различия. Вы близки?

— Были, — не сразу ответил Чарльз. — В детстве мы были как братья, всегда попадали в переделки и выгораживали друг друга. — Граф улыбнулся воспоминаниям о тех днях. — Один из нас делал черное дело, а второй стоял на страже.

— Какое черное дело?

Чарльз усмехнулся.

— Любое черное дело, которое некому было сделать. Нам было все равно. Если взрослые расстраивались, это было весело. В школе нас пытались разделить, полагая, будто порознь мы не так опасны. Не срабатывало. Нас все равно тянуло друг к другу.

Улыбка Чарльза поблекла, когда воспоминания набрали силу.

— Он был моим лучшим другом. Я рассказывал ему то, чего не доверял никому другому. И он тоже со мной делился. Я думал, что знаю все его мысли.

Наступило долгое молчание, а потом Клиона сочувственно спросила:

— Но это оказалось не так?

— Да, — тихо сказал Чарльз. — Не так.

— Что произошло?

Было бы так просто рассказать ей все о Джоне, но Чарльз, к своему удивлению, обнаружил, что не может этого сделать. Разговор о детстве как будто на мгновение вернул прежнего Джона, веселого, остроумного сорванца, которого юный Чарльз обожал.

На миг он забыл о недавней стычке и подумал просто о человеке, с которым когда-то был близок, как ни с кем на свете. Отблеск того золотого времени осветил в его душе воспоминания о прежнем кузене, и Чарльз почувствовал, что не может говорить дурно о Джоне даже с ней. Это было бы своего рода предательством.

Заметив, что Клиона с любопытством смотрит на него, граф поспешил сказать:

— Ничего особенного не произошло. Мы выросли, и наши дороги разошлись.

— Но вы ведь можете оставаться друзьями!

— Наши жизни разошлись. Он живет в Лондоне. Бесполезно цепляться за прошлое.

— О да, я согласна, — сказала Клиона, быстро проникаясь сочувствием. — Будь прошлое радостным или печальным, расставание с ним зачастую одинаково болезненно.

Девушка говорила с необычной интонацией, как будто ее слова несли особый смысл, очень личный, и граф внимательно посмотрел на нее.

— Вы так молоды, — мягко сказал он. — Ваша жизнь наверняка не смогла еще вместить слишком много ни первого, ни второго.

— Счастье может разрушиться в одно мгновение, — ответила Клиона.

— Вы правы, — угрюмо сказал граф. — А создавать его приходится долго.

— Не всегда. Это может случиться мгновенно, что я и почувствовала возле вашей реки. Всего секунду назад я казалась себе неудовлетворенной и неустроенной. Но потом увидела эту бегущую воду, сияющую на солнце, и мне показалось, будто она говорит со мной, будто предлагает мне свой дар. Это был миг такого счастья!

— Я очень рад, — нежно сказал Чарльз.

Беседуя, они подошли к двери и покинули галерею. Граф отвел гостью вниз, воспользовавшись черной, а не главной лестницей, по которой они спускались к ужину.

У подножия последнего пролета они остановились, прислушиваясь к музыке, которая все еще доносилась по узкому коридору из музыкальной комнаты.

— Нужно возвращаться к остальным, — сказал Чарльз.

— Да, пожалуй, нужно.

— Но позвольте сначала показать вам сад, — предложил граф, беря Клиону за руку и ведя в противоположном направлении.

Снаружи было темно. Цветы отливали серебром, деревья будто скрывали какие-то тайны.

— Как чудесно все выглядит в лунном свете, — сказала Клиона. — Иногда мне хочется, чтобы всегда светила только луна, мягкая и загадочная.

— Но опасная, — быстро добавил Чарльз. — Лунный свет может столь многое прятать. Не лучше ли видеть правду при свете солнца?

— Но увидите ли вы ее? — спросила она. — Я думаю, что уверенность, будто мы лучше видим, когда яркий свет заливает предметы, может оказаться иллюзорной. — И вновь она говорила, как будто думала о чем-то личном. Повинуясь внезапному порыву. Чарльз спросил:

— Почему вы чувствовали себя неудовлетворенной и неустроенной в тот день у реки?

— Ах, — пожала она плечами, — все и ничего. Многие решили бы, что я самая счастливая девушка на свете.

— Вы говорили, что ваш отец умер в прошлом году. Полагаю, вам должно было быть очень грустно. А за год до этого скончалась ваша мать.

— Да, я очень любила маму. И папу, и он действительно по-настоящему любил меня. — Она говорила так, будто старалась убедить в этом саму себя. — Я знаю, что любил. Просто… он думал, что все будет хорошо, он всегда так думал.

— Он много играл в азартные игры, не так ли? — мягко сказал Чарльз.

— Вы слышали? Да все, наверное, слышали. Поэтому мы выехали за границу. Чтобы скрыться от дурной славы. И за границей бывает легче играть в азартные игры.

Они начали удаляться от дома, все больше углубляясь в сад, с трудом разбирая дорогу в лунном свете.

— Вы были очень несчастны, когда были вынуждены жить вдали от родной страны? — спросил Чарльз.

— Я не возражала. То была очень свободная и легкая жизнь по сравнению с той, какую мне пришлось бы вести в Англии. И даже захватывающая. Иногда папа выигрывал много денег и мы жили хорошо, а бывало, что он проигрывал и нам приходилось очень быстро выезжать из отеля, чтобы не попасться судебным приставам. Иногда у нас было все, иногда не было ничего, потому что папа продавал вещи, чтобы оплатить долги.

Чарльз нахмурился, радуясь, что темнота скрывает его лицо. Он находил эту историю грустной ввиду причин, о которых никак не мог рассказать Клионе.

— Звучит чересчур захватывающе, — заметил он спустя некоторое время.

— Что ж, для маленькой растущей девочки это могло быть весело. Папа учил меня всяким вещам, которых не положено знать юным леди. — Она тихонько засмеялась. — Не поверите, в какое множество карточных игр я умею играть.

— Отец учил вас?

— Он учил меня всему. Ай-ай-ай! — Клиона остановилась, прижав ладонь к губам. — Я обещала тетушке Марте, что никому не расскажу. Она говорила, что папа имел дурную репутацию и что люди буду считать меня «вульгарной особой».

— Не тревожьтесь, — нежно сказал Чарльз. — Я сохраню вашу тайну.