Маргарет Роум - Человек Огня

— Он обещал послать кого-нибудь из людей в джунгли за доктором. Как выяснилось, мы пришли очень вовремя — он именно сейчас собирает растения для новой порции чудодейственного снадобья, каковым лечит вождя от «ужасного оцепенения». Если не возникнет никаких чрезвычайных обстоятельств, доктор появится тут вскоре после рассвета.

— О, вот это прекрасная новость! — Слипающиеся глаза Тины, снова ожив, радостно заблестели. Появление доктора дарило надежду, что скоро все несчастья закончатся. Даже не верилось, что успех настолько близок. Зато многочисленные разочарования и мытарства девушка терпела не зря — она все-таки достигнет цели. Недавние страхи окончательно испарились. И Тина решила рискнуть. — В таком случае, сеньор, думаю, нам обоим стоит немного поспать. И если вы любезно соблаговолите уйти…

Тина подошла к двери хижины с уверенностью хозяйки дома, провожающей гостей, и остановилась, полагая, что сеньор уйдет. Но, вместо того чтобы выполнить очевидное желание девушки, он со вздохом удовлетворения и удовольствия растянулся на своей охапке сена.

— Я больше не могу. У нас обоих был очень тяжелый день. — Рамон указал на кучу сухой травы в противоположном углу хижины. — Настоятельно рекомендую вам расслабиться, сеньорита, отбросив всю свою враждебность, потому что завтрашний поход до лагеря покажется вам вдвое длиннее, если вы не отдохнете.

Он такого нахальства Тина потеряла дар речи. Сердце болезненно сжалось, когда девушка уразумела, что сеньор имел в виду именно то, что сказал. И, потрясенная его бесстыдством, она гневно воскликнула:

— А я-то думала, вы джентльмен!..

В мгновение ока Рамон оказался на ногах, и горящие недобрым голубым огнем глаза встретились с зелеными.

— Но хотя бы один из нас и вправду тот, кем представляется? Отвечайте! — От сеньора исходила такая ярость, что Тина невольно попятилась, и все ее страхи ожили, когда он прошипел: — Матерь Божья! Не знаю, почему вы способны разозлить меня так, как не удавалось ни одному человеку из всех, кого я встречал. С самого первого дня вы словно бы наслаждаюсь, испытывая на мне свою силу. Вы постоянно бросаете мне вызов, приводите в бешенство, оскорбляете и даже, — он угрожающе выпятил челюсть, — стараетесь соблазнить назло донье Инес!

Девушка в ужасе отпрянула. Лицо ее мгновенно залилось малиновой краской, а потом так же быстро стало белее бумаги. Тина была слишком потрясена, чтобы достойно ответить, но ее глаза выражали крайнее возмущение подобными наветами. А Рамон и не думал раскаиваться в том, что наговорил.

— Да, все это звучит низко и вульгарно, сеньорита, но тем не менее соответствует действительности, не так ли?

Тина чувствовала себя настолько униженной, что не могла издать ни звука. А сеньор бушевал, распаляясь все пуще:

— Но, возможно, я переоцениваю вас? Возможно, вы не собирались заходить так далеко, а хотели просто подразнить меня, чтобы продемонстрировать свою власть и превосходство над сеньорой? — Рамон разразился едким, без намека на веселье, смехом и шагнул к Тине. — А что, если я не пожелаю оставить этот эпизод незавершенным, сеньорита Доннелли? Что, если мне нравится писать слово «финиш», только когда все действительно закончено?

Девушка, тотчас уразумев, что задумал сеньор, отшатнулась от него, как перепуганный ребенок от гневного родителя. Она заметила открытую дверь и рванулась было туда, но Рамон со стремительностью разъяренного дикого кота прыгнул туда первым, отрезав ей путь к отступлению.

Тину затрясло, когда он железной хваткой вцепился в ее плечи и толкнул обратно в хижину. Сверкание голубых глаз не позволяло спрятать страх за опущенными ресницами, требуя прямого ответа. Крепко сжав губы, Рамон смотрел на лицо в форме сердечка под копной огненных волос, казалось сияющих даже во мраке хижины.

— Вы хитры и проворны, как обезьянка, — процедил он, — но неужели вы думаете, я позволю вам удрать от меня дважды?

Сеньор нагнул голову, не отрывая яростного взгляда от глаз Тины, и губы ее задрожали.

— Нет, пожалуйста, нет, — умоляюще пролепетала она и отчаянно замотала головой, пытаясь избежать поцелуя, хоть и знала, что все это бесполезно — Рамон твердо намерен отомстить.

Девушка выдержала это холодное, бесстрастное наказание молча, давясь слезами горя. Да и что она могла бы сказать? Грубые и резкие обвинения в клочья разорвали ее трепетную любовь, но у Тины ни на миг не возникло мысли замарать минуты счастья, испытанные тогда с Рамоном, и, судя по тому, какое презрение к ней он выказывал сейчас, безвозвратные. Несколько дней — даже часов — назад Тина с радостью использовала бы шанс объяснить, какое чудо произошло с ней в ту ночь в его объятиях, но теперь, когда поцелуй лишь причинял боль, девушка не сомневалась, что никакие объяснения не помогут. Рамон не верил ей и каждое слово встретил бы скептически.

Его губы давили все сильнее, и это было так мучительно, что Тина, вспомнив нежность первых поцелуев, думала, у нее разорвется сердце. Девушка не могла поверить, что ласковые, нежные слова, сказанные Рамоном тогда, слетали с тех же губ, что сегодня наговорили ей таких чудовищных гадостей. Девушка с горечью произнесла про себя его прозвище — Человек Огня. Сейчас это был холодный огонь. Холодный, жесткий и безжалостный.

Внезапно Рамон оттолкнул ее и какое-то время держал на расстоянии вытянутых рук, наблюдая за реакцией. В голубых глазах стояла боль, но не раскаяние. Бразилец вздрогнул, опустил руки и отступил на пару шагов так, чтобы Тина не могла увидеть выражение его лица в темноте хижины, однако по голосу девушке показалось, что он зол на самого себя.

— Вам есть чем посрамить опытных обольстительниц, сеньорита, — ядовито бросил сеньор. — Очарованием невинного ребенка!

Тина безмолвно повернулась, чувствуя себя совершенно раздавленной, подошла к охапке сена, которая в эту ночь должна была заменить ей постель, и легла, борясь с подступающими к глазам жгучими слезами. Девушка не могла дать им волю, поскольку Рамон был совсем рядом и пристально смотрел на нее сквозь мрак.

— Э-эх! — Выдох прозвучал слишком резко, чтобы его можно было счесть вздохом удовлетворения. — По крайней мере, насколько я понимаю, теперь между нами все ясно, то есть вы убедились, что можете делить со мной эту хижину, ничем не рискуя. Хорошо! Я рад, что наша стычка привела хоть к такому результату.

Сеньор повернулся, и Тина скорее почувствовала, чем увидела быстрый прощальный жест.

— Спокойной ночи, сеньорита, до завтра! — сказал Рамон по-испански.

До завтра! Тина повернулась на бок, задыхаясь от беззвучных рыданий, сотрясавших усталое, истерзанное тело. А потом еще долго без сна лежала в кромешной тьме, мучаясь на неудобном ложе в странной, непривычной обстановке. В хижине слышалось глубокое и ровное дыхание сеньора — сон явно победил его гнев, но Тина чувствовала себя ужасно одинокой. Она ощущала полнейшую пустоту точно так же, как некогда в детстве, много лет назад, когда ее постепенно начинали одолевать страхи и росли, пока сердце не принималось гулко бухать. Тина стиснула кулаки, чувствуя, как на лбу выступает холодный пот.