Джаннет Кросс - Право на счастье

Но чего Шерил не могла изменить, что было ей неподвластно, — это длинные одинокие ночи.

Одиночество сжимало ее сердце, саднило, как незаживающая рана, заставляло лежать без сна, дожидаясь первых утренних лучей. И только когда вставало солнце, когда она погружалась в дневную кипучку дел, которые не позволяли ей сосредоточиться на своих внутренних проблемах, она чувствовала, что спасена.

И вот теперь даже яркие солнечные лучи, обычное ее спасение, отказали ей в помощи. Они не могли заменить то, чего ей так не хватало. В этот момент Шерил с полной ясностью поняла: ей нужен спутник жизни, близкая душа… Ей нужно кого-то любить…

Ветер взвихрил волосы и бросил ей в лицо. Она подняла руки, чтобы привести их в порядок, и в солнечных лучах темным золотом сверкнуло обручальное кольцо. Шерил задумчиво уставилась на этот символ связи настоящего с прошлым, и сердце ее забилось так, будто собиралось выскочить из груди.

После смерти Отиса она не решилась снять кольцо. Оно служило постоянным напоминанием о неопределенности, незавершенности дел и отношений, которыми закончилось ее замужество. Временами Шерил казалось: снять кольцо — все равно что, избавиться от памяти.

И вот сейчас, сидя на еще не прогретом песке, подставляя себя магическим солнечным лучам, Шерил впервые подумала: а может, это кольцо всего лишь повод убежать от жизни, спрятаться от нее, не искать общения из страха ошибиться еще раз, еще раз причинить себе боль?

Шерил представила выразительное лицо Барнета. Прошлой ночью она хотела от него большего, чем дружеский поцелуй. Ей хотелось ощутить сладкий жар его губ. Хотелось почувствовать теплоту его тела. Хотелось… Барнета.

Шерил встала, в очередной раз вытряхнула из туфель песок и неспокойные мысли из головы. Затем, боясь передумать, торопливо стянула с пальца обручальное кольцо. И сразу почувствовала в себе какую-то физическую перемену — словно изменился ее вес, словно она лишилась руки или сердца.

Уже не сомневаясь в правильности своих действий, Шерил сунула золотой ободок в кармашек шорт. Она понимала — это первая ступенька на пути, который ведет к окончательному прощанию с Отисом, первый шаг к началу новой жизни.

Посмотрим, какое место в этой новой жизни займет Барнет, подумала Шерил. Судя по его братскому клевку в лоб прошлой ночью, вопрос об интимных отношениях пока не стоит. Что ж, на «нет» и суда нет. Нужно радоваться тому, что мы уладили свои разногласия и сохранили дружеские отношения.

Но радости Шерил не чувствовала.

Она ощущала беспокойство.

Шерил медленно зашагала к дому, к Барнету. Сняв туфли, она с удовольствием брела по прохладному влажному песку. Соленый ветерок и мягкие лучи солнца ласкали кожу. Утро было просто сказочным, и Шерил почти забыла свои печали, но судьба опять приготовила ей сюрприз.

Росс, этот кошмарный жених Мейбл, стоял на тропе, ведущей к дому.

— Доброе утро, Шерил.

Голос у него был липкий, точь-в-точь как его натертая маслом для загара кожа. Босые ноги и элегантные темные очки являли удивительное несоответствие с джинсами и распахнутой на груди рубашкой. Взъерошенный, небритый, он, казалось, только что поспешно бежал из чьей-то постели.

— Немного рановато для свиданий, мистер Кобурн. Вам не кажется? — спросила Шерил, опуская светские любезности.

Сверкнули великолепные зубы.

— Вечер затянулся допоздна, и миссис Стэплтон настояла, чтобы я остался на ночь. В комнате для гостей, разумеется. — В голосе Росса звучало неприкрытое раздражение. Очевидно, он рассчитывал провести ночь со своей невестой. — Это всего через пару дверей от тебя. Я слышал, как ты выходила утром. Вот и поджидаю тут.

Мысль о том, что этот приставучий тип был совсем рядом, повергла Шерил в ужас, и она, не раздумывая, выпалила:

— Я, как чувствовала, — заперла дверь на ключ.

Ничуточки не смутившись, Росс наблюдал за ней с веселым блеском в глазах.

— Я не нравлюсь тебе, — констатировал он.

— После вчерашнего?! — удивилась Шерил. — Конечно, нет.

— Я мог бы это изменить… — с властной настойчивостью он придвинулся ближе, — если бы ты дала мне шанс.

Шерил ощутила, как в предчувствии грядущих неприятностей сердце задрожало испуганным зайчишкой, но твердо сказала:

— Мистер Кобурн, могу дать вам только один шанс — сделайте шаг в сторону и позвольте мне пройти. Мой отец был полицейским, и я умею защищать себя от наглых приставал.

Росс с насмешливой ухмылкой поднял руки, но с места не тронулся.

— Не надо угроз, детка. Хочешь пройти — пожалуйста. Тебе же хуже.

С отвращением глядя на него, Шерил покачала головой.

— Предполагается, что завтра у вас свадьба. Может быть, стоит подумать о брачных обязательствах?

Росс усмехнулся.

— В этом вопросе я всегда был сторонником широких взглядов.

— А что думает об этом Мейбл?

Улыбка стала менее лучезарной.

— Мейбл предпочитает видеть только светлые стороны жизни.

Шерил недоверчиво уставилась на Росса. Неужели не осталось на свете ни одного мужчины, который принимал бы всерьез хоть какие-нибудь обязательства? Неужели те, кто верит в любовь, честь и достоинство относятся к вымирающему племени?

— Иначе говоря, чего не знаешь, того не существует, так? — уточнила Шерил. — А вдруг кто-нибудь раскроет Мейбл глаза, и она увидит все в истинном свете?

Росс пожал плечами.

— Это будет их слово против моего.

— Ты действительно такой подонок?

— Брось, детка, — вкрадчиво прожурчал Росс, подходя еще ближе. — Тебе нужно научиться расслабляться, больше наслаждаться жизнью.

Шерил бдительно следила за его приближением и просчитывала варианты: бежать или защищаться. Вчера вечером она была вооружена парой трехдюймовых каблуков. Сегодня — босая и под рукой никакого оружия. Легкие теннисные туфли не в счет. А в противнике как-никак больше шести футов, и он в хорошей форме. Если дойдет до рукопашной, она может проиграть.

Таким образом, остается второй вариант — бегство.

И, не раздумывая больше, Шерил сделала шаг в сторону, обошла Росса и устремилась к дому. Она не оглядывалась назад и не знала, гонится ли он за ней. Глядя прямо перед собой, Шерил влетела на широкую веранду, опоясывающую дом, рванула дверную ручку и почувствовала себя в безопасности.

Барнет вышел из-под душа и швырнул полотенце в корзину для грязного белья. Ледяная вода так и не охладила его возбуждение. Он нахмурился, чувствуя себя не в своей тарелке. Уж эти его фантазии! Но кому какое дело до его фантазий? Даже в ранние часы пробуждения он мог бы служить образцом благопристойности, но в своих грёзах он волен быть любым: разнузданным, испорченным, неприличным… Хотя, если честно, подобные грёзы сильно изнуряли его.