Дина Аллен - Апрельская сказка

— Боишься, что я тебя опять обижу?

— Да…

— Я тоже не знаю, — честно признался Итан, — но может быть, все-таки стоит попробовать?

— Не уверена…

— Дай мне хотя бы месяц, Дорис. Всего четыре недели!

— С условием, что все это время ты не будешь ко мне прикасаться.

— Договорились, — согласился он с явной неохотой.

Глядя на его лицо, до которого ей безумно хотелось дотронуться, она вздохнула и тихо сказала:

— Поезжай домой, Итан, тебе надо выспаться.

— А ты не сбежишь?

— Нет.

— Обещаешь?

— Да. Но только этот месяц.

Итан кивнул и поднялся, чтобы уйти. Глядя на нее сверху вниз, он сдержанно улыбнулся:

— Я позвоню тебе, как только проснусь.

— Хорошо.

Он протянул к ней руку, но, вовремя вспомнив об обещании, сунул ее в карман.

— Мне будет совсем непросто сдержать слово. Ведь прикасаться — это так естественно. Ты настаиваешь на своем условии?

— Да, — непреклонно подтвердила Дорис.

— Что ж, справедливо. Не забудь позвонить агенту по продаже недвижимости.

— Не забуду.

— И обязательно сходи к доктору.

— Схожу.

Он ушел. Дорис сидела и думала, не совершила ли она очередную глупость. Прожить месяц без всякого физического контакта с ним, — но ведь тем самым она наказала сама себя! В ней снова нарастало напряжение. Однако до сих пор связь между ними была только на уровне физиологии. Ведь должно же быть что-то еще! А если окажется, что больше ничего нет? Тогда она уедет. И будет растить ребенка одна.

Они вытерпели всего неделю. Кошмарную неделю. Когда Дорис ставила свое условие, она не представляла, сколько раз в течение дня людям приходится прикасаться друг к другу, например, передавая какую-нибудь вещь или снимая с пиджака пушинку. А им ничего этого нельзя. Она сама так решила.

К следующей пятнице она была уже на пределе. Ее нервы были натянуты, от малейшего повода она вздрагивала и вскидывалась, как молодая необъезженная лошадка. У нее было такое чувство, словно ее грудь перетянули ремнями, сдавив ребра и легкие, да и Итан, казалось, в любую минуту готов был взорваться. В первый день это было даже забавно, однако к концу недели от веселья не осталось и следа. Они ходили в театр, ужинали и обедали вместе, но все время на людях.

А сейчас он должен зайти за ней, чтобы повезти на прием в честь одного из своих клиентов — писателя, удостоенного престижной премии. Дорис заметно нервничала. Глядя на себя в зеркало, она подумала, что ей больше подошла бы телега, возившая осужденных на плаху, а не такси. Она чувствовала себя так, словно собиралась на собственную казнь.

Черное платье — память о сотрудничестве с «Лорен косметикс» — было неприлично дорогим, но теперь его недолго осталось носить. Скоро живот станет заметен. Дорис была у врача, и тот подтвердил, что она беременна. Он предупредил, что через некоторое время она почувствует, как ребенок шевелится. Однако сейчас все это казалось не очень реальным. Черное платье, открывавшее загорелые плечи и ниспадавшее до пят точно рассчитанными живописными складками, безукоризненно обтягивало ее пока еще стройную фигуру.

Черные с золотом туфли, сумочка в тон, золотые серьга и ожерелье на шее. Густые волосы, свободно лежащие на плечах, мастерски наложенная косметика. Дорис была ослепительно прекрасна! Она подумала, что похожа на дорогую куклу. Если там будут фотографы и ее узнают… Многие видели ту газету с фотографией…

В дверь позвонили. Дорис вздрогнула, но постаралась взять себя в руки. Не может же она всю жизнь бояться! В конце концов, ее проблемы с Итаном гораздо сложнее и важнее любых столкновений с вездесущими репортерами.

Словно перед прыжком в воду, она сделала глубокий вдох, медленно спустилась вниз и открыла дверь.

Итан, пораженный в самое сердце, застыл на пороге. Глаза его были такими же голодными, как и у нее.

— О Господи, — прошептал он.

У Дорис на языке вертелись те же слова. Он притягивал ее, словно мощный магнит — тонкий железный прутик. Покачнувшись, она крепко ухватилась за дверную ручку. Сама установила правила, — должна их придерживаться.

В смокинге Итан выглядел просто сногсшибательно. Только безумное желание в глазах и легкий румянец на скулах выдавали его истинное состояние.

Таксист просигналил, и оба вздрогнули.

— Поехали? — спросил он неуверенно.

— Да, — прошептала она.

Обед тянулся бесконечно долго. Дорис не слышала ни слова из того, что говорилось за столом. Она так и не поняла, кто из писателей получил премию, и даже не заметила никаких фотографов! Она ела то, что перед ней ставили, не сводя горящего взгляда со своего спутника. Все ее существо было настроено на Итана и только на него. Когда нескончаемый обед наконец закончился и они смешались с другими приглашенный, кто-то нечаянно толкнул Дорис, и она, чтобы не упасть, машинально ухватилась за Итана. Тот издал хриплый стон, словно раненый зверь, и с шумом втянул воздух.

— Что ты делаешь? — процедил он сквозь зубы. — Не прикасайся ко мне, ради Бога! Не здесь и не теперь.

Встретившись с ней взглядом, он поставил бокал на чей-то столик и сказал:

— Пойду договорюсь насчет комнаты.

— Не надо, — прошептала Дорис без тени убежденности в голосе.

Итан подозвал официанта, тихонько сказал что-то и сунул ему деньги. Тот кивнул и торопливо отошел. Через пару минут они вышли в фойе, где их уже ждал юноша с ключом от номера в руке. Итан кивнул ему в знак благодарности и буквально втолкнул свою спутницу в лифт.

— Послушай… — попыталась она сопротивляться.

— Молчи! — Он нажал на кнопку и откинулся назад, опершись о стенку и следя взглядом за мельканием цифр на светящемся табло.

Дорис смотрела на него, замирая от страха и желания. Лифт остановился, и Итан выпрямился. Не глядя на Дорис, он отступил в сторону, пропуская ее вперед. Потом они бесшумно двинулись по коридору, покрытому мягким ковром, она шла за ним, как робот, — и остановились перед нужным номером. Итан молча отпер дверь, и они вошли.

— Ох… — только и успела выдохнуть Дорис, когда он с хриплым стоном заключил ее в объятия.

— Я дал тебе обещание, — проговорил Итан, зарывшись губами в ее волосы, — но не могу его сдержать. Я схожу с ума.

— Вижу, — сказала она, откидывая голову назад.

Он голодными глазами посмотрел на ее прекрасное лицо и принялся целовать с безумной страстью, усиленной неделей мучительного воздержания. Дорис поняла, что пропала.

Вцепившись в него, горя как в лихорадке, она отвечала ему с таким же пылом. Они даже не заметили, как их одежда оказалась на полу. Очнулась Дорис, лишь почувствовав, что он делает с нею то, чего она так сильно и давно желала. Они стонали, невнятно бормотали какие-то слова, о чем-то просили, желая только одного — стать друг другу еще ближе. Его поцелуи были жадными, несдержанными, именно такими, как ей хотелось. Они словно лишились разума, неукротимо стремясь раствориться в этом могучем океане страсти, не подвластном ни контролю, ни расчету.