Лесси Скарелл - Замки на песке

«Ничего, — мысленно успокоила себя Агнесс. — Я всем докажу, что достойна любви! Улав Йорт будет моим! Во что бы то ни стало!»

Она решительно отняла руки от лица и увидела, что перед ней стоит Виржиния, секретарша Свенда, абсолютно флегматичная особа, похожая на замороженную рыбу.

— Господин Свенд обеспокоен вашим состоянием, — сухо произнесла та, холодно глядя на Агнесс. — Он настоятельно рекомендует вам пройти медосмотр.

Агнесс приподняла брови.

— Для этого господин Свенд разрешает вам взять лишний выходной. Завтра.

Агнесс покосилась на дверь начальника. Что ж, оказывается, Чревовещатель не такой уж черствый человек!

— Все затраты, естественно, за счет фирмы, — добавила Виржиния и медленно поплыла к кабинету начальника.

«Вот и отлично. А то что-то давно я не была у стоматолога, — подумала Агнесс. — К тому же… раз у меня выходной… — Она улыбнулась своим мыслям. — Быстренько обегу всех докторов, а потом позвоню Улаву и назначу ему свидание! Нечего ждать у моря погоды. Пора брать инициативу в свои руки».

Альф выскочил из дома злой и небритый. Черт бы побрал эту Сигурни! Сколько можно придираться? Ведь мелочь же! Подумаешь — встал поздно! Хотя это была лишь зацепка, чтобы снова, в который раз уже за эту неделю, выяснить отношения! Почему нельзя просто сесть и решить все проблемы? Почему у них все происходит через скандал?!

А ты сам-то? — зашептал внутри противный голосок. — Сам-то ты пробовал решать проблемы тихо и мирно?

Альф завел мотор машины и рванул с места так резко, что мелкий гравий брызнул из-под колес на зеленую лужайку.

— Заткнись, — прошептал Альф, сжимая мохнатый руль.

Разборки всегда начинаешь ты. Первый срываешься и начинаешь…

— Заткнись!!

Ты катишься в пропасть, Альф! Ты никому не нужен! Даже детям… Они боятся тебя, Альф! Боятся собственного…

— Заткнись, заткнись, заткнись!!! — заорал Альф, в ярости стуча по рулю.

Когда он пришел в себя, голос исчез. Альф дышал прерывисто и тяжело. Он смахнул выступившие на лбу капельки пота. Дрожащей рукой потянулся к бардачку, достал плоскую металлическую флягу, кое-как открутил крышечку и глотнул, другой рукой продолжая вести машину. Коньяк обжег горло и разлился внутри теплой волной. «Я что, схожу с ума?» Альф сделал еще пару глотков и, завинтив крышечку, сунул флягу на место. Вздохнул. «Нет, не схожу. Просто психую. Это все Сигурни! Сигурни во всем виновата!»

Он вспомнил ее глаза. Голубые-голубые, как летнее небо после дождя. У Альфа глаза тоже голубые, но ничего похожего на ее цвет. У него они сверкали мрачноватым блеском, и если в них долго всматриваться, то можно увидеть множество золотистых крапинок. Не одну женщину его глаза, только эти его глаза, свели с ума.

Ему было двадцать восемь, когда он впервые встретил малышку Сигурни. На выставке картин модного тогда французского художника Николя Тусье, в Осло. Уже в то время Альф был преуспевающим рисовальщиком комиксов, тогда же он лелеял мечту стать настоящим художником. Но до сих пор он всего лишь рисовальщик… Альф мрачно усмехнулся.

Десять лет назад он посещал все возможные выставки. Изучал, наблюдал, следил за новыми веяниями. И однажды увидел ее — Сигурни Лавранссон. Она стояла перед «Вечерним пейзажем» Николя Тусье и явно наслаждалась им. Джинсы обтягивали ее аппетитную попку, а яркая футболка едва выдерживала напор великолепного бюста.

Ах, эта ее грудь, которую он так любил!

Темные волосы свободно обрамляли милое личико. А какие глаза! Когда он увидел эти небесные глаза, то сразу захотел написать ее. Альф тогда подошел к ней, зная, что она не останется равнодушной к нему. Так и случилось.

Два года они просто встречались. За это время он написал ее портрет, который до сих пор считал одной из лучших своих работ. Он дарил ей цветы. А она дарила ему себя. Он мог часами наслаждаться ее телом, ее душой — ею. Это было счастливое время. Еще никогда его так не тянуло ни к одной женщине. Потом они поженились, через год родился Олаф. И что-то изменилось. Чувства словно поблекли. Альф стал заглядываться на других женщин, более того — спать с ними. Но не переносил, если кто-нибудь смотрел на Сигурни. Жуткая ревность захлестывала его всего. «Это мое, — думал он. — Только мое, и ничье больше».

А теперь они ругаются почти каждый день.

Альф притормозил у невысокого желтого здания. Поднялся на самый верхний этаж — третий. Здесь была его мастерская. Он запер за собой дверь и зажег свет. Повсюду были его картины. Многие просто стояли на полу, повернутые к стене. Возле окна находилась огромная кровать с красными шелковыми простынями. Там он обычно устраивал натурщиц, и нередко сам не упускал возможность примоститься рядом, дабы лучше изучить формы, которые ему придется изобразить на холсте, как объяснял он девушкам.

На полу валялись сжатые, перекрученные тюбики, под заляпанным разными красками мольбертом раскиданы кисточки.

Альф стянул свитер, джинсы… Он привык творить обнаженным, это заводило его.

Агнесс с самого утра чувствовала себя неважно. Болела голова. И так как Свенд дал ей отгул, она решила остаться дома. Теперь Агнесс сидела на кухне, наблюдая, как Фройдис пьет кофе и явно куда-то собирается.

— Ты уходишь?

— Да. — Фройдис улыбнулась. — Альф предложил меня написать, и я согласилась.

— А работа как же?

— Ты что, младшенькая, я же в отпуске! Забыла?

Агнесс хмуро посмотрела на свой нетронутый чай.

— Видимо, забыла.

— Заработалась ты совсем. Кстати, — Фройдис взглянула на сестру, — ты-то почему до сих пор дома?

— Да я что-то плохо себя чувствую.

— А что такое?

Агнесс поморщилась. Фройдис только сейчас заметила, как сестра бледна. Но мысли тут же унесли ее к Альфу. Как она сейчас придет к нему в мастерскую, разденется и ляжет на ту чудесную кровать с шелковыми простынями. Как Альф, этот смуглый и такой непохожий на других норвежцев, мужчина, подойдет к ней, весь измазанный краской и… Фройдис нравилось заниматься с ним сексом, хоть она и не любила Альфа.

А потом, после нескольких горячих часов на алых простынях, она скажет ему все, что давно собиралась сказать…

— Вчера в пиццерию с коллегами ходили, — донесся до нее голос Агнесс. — Анна сразу поняла, что с пиццей что-то не то, а мы, дуры, не послушали ее. Халгерд звонила, ей тоже плохо.

— Агнесс, а что ты вообще в пиццерии забыла?

— Есть хотела, вот и зашла.

— Ты и пицца — вещи несовместимые!

— Да иди ты! — взвилась Агнесс. — Я к тебе, как к человеку, а ты…

— А что я? — Фройдис взглянула на сестру. — Ладно, проехали. Серьезно, может, врача вызвать? Ты неважно выглядишь.

— Да нет. Я уже в норме. Голова только побаливает немножко.