Анастасия Комарова - Чудовище и красавица

— Ну, понимаете, я здесь был-то всего один раз, и давно, и у меня в голове почему-то отложилось, что она круглая, вот я и… — загундел Генка.

— Да, с геометрией у тебя еще хуже, чем мы думали… Как сдавать-то будешь, а, дэбыл? Бедная Коцюба!

Генка все оправдывался, но никто его уже не слушал. Все продолжали покатываться со смеху, а Дашка приговаривала, периодически переводя дыхание: «Так я и знала… Так я и знала…»

— Ладно, пошли, — деловито распорядился Ильин, — время-то идет.

По дороге они шумно делились впечатлениями. Выяснилось, что ребята, которые успели за полтора часа разжечь костер, поджарить на нем принесенные сосиски и съесть их, запив бутылкой вина, уже начали слегка волноваться и решили выйти на дорогу, чтобы встретить одноклассниц. Никого не обнаружив, решили было вернуться и подождать еще, благо вино оставалось, как вдруг услышали душераздирающие крики, от которых кровь леденела в жилах. Презрев опасность, они бросились на помощь горе-компаньонкам. И вскоре увидели этих самых компаньонок, с безумным хохотом валяющихся в придорожной пыли.

В результате они пришли на тот самый участок, который юные искательницы приключений приняли за обиталище бомжей. Девчонки уселись на бревна и принялись изучать свои раны, залепляя особенно страшные растущими здесь в изобилии сочными подорожниками. Тем временем ребята притащили из маленькой сараюшки еще стаканов и старый, но довольно громко хрипящий магнитофон «Весна».

Дальнейшие события не так четко сохранились в Дашкиной памяти. Сказалось волнение, вызванное пережитыми бурными эмоциями, а также будоражащее присутствие блистательного, как никогда, Сашки Ильина. А во-вторых, потому, что и событий-то никаких особенных не было, так, одни ощущения…

Помнилось, что было им ужасно весело. Остатки колбасы, нанизанные на прутик и поджаренные на костре, оказались потрясающе вкусными, впрочем, как и хлеб с сыром. А жуткая теплая кислятина под названием «Ркацители» изумительно сочеталась с прихваченными Катькой конфетами «Трюфель». Все это, вкупе с орущим магнитофоном и возможностью совершенно по-взрослому курить, не озираясь поминутно в страхе попасться на глаза кому-нибудь из родителей или учителей, привело их в состояние легкой эйфории. Они смеялись, острили, кокетничали, кидались конфетами и бегали в догонялки по соседним участкам, напрочь забыв и о времени, и об экзаменах, а Дашка даже о своих, казавшихся недавно такими глобальными, романтических переживаниях.

Лишь иногда она вспоминала о своей беспокойной догадке. У Дашки была одна интересная способность, которая с возрастом усилилась, и она научилась ею пользоваться в своих целях, а тогда почти не осознавала. Иногда она как бы выпадала из общего контекста. То есть незаметно для самой себя вдруг обнаруживала, что наблюдает ситуацию со стороны, продолжая при этом активно участвовать в событиях. Вот и сегодня, периодически отвлекаясь от «дела», она смотрела на всех взглядом «стороннего наблюдателя». И видела интересные вещи. Раньше она вовсе не обратила бы на них внимания, а теперь…

Впрочем, может быть, ей все это только казалось. Она уже привычно играла свою роль второго плана, грустную и не престижную, но зато спокойную. И упорно делала вид, что относится к Сашке вполне равнодушно, просто как к неугомонному веселому приятелю. Подспорьем в этом ей служил Генка — того она, уж не стесняясь, топила в потоках своего внимания. От этого смуглый Генка покрывался бордовым румянцем и, делая вид, что равнодушен к Дашке, приставал с неуклюжими шутками к ее экстравагантной подруге. Катька тоже играла свою роль. Роль эта требовала вулкана энергии, впрочем, этого добра у Катьки всегда было навалом. Дело в том, что ей приходилось разрываться между двумя их кавалерами, так как она, видимо, решила делать вид, что в равной степени интересуется ими обоими. И ничуть не больше, чем всеми остальными ребятами на свете. Так и получилось, что Дашка, как всегда, оказалась несколько в стороне от эпицентра общения. И это, в общем, ее радовало. Хотя бы тем, что не утомляло. Лишь изредка ловила она на себе внимательные Сашкины взгляды и быстро отводила глаза, пугаясь, что ее застали врасплох за этими нескромными наблюдениями. Впрочем, Генкины взгляды она тоже замечала. Единственным среди них, кто, кажется, не давал себе труда играть какую бы то ни было роль, был Сашка. Он, не скрывая симпатии, с удовольствием общался с Катькой, понимавшей его глубокие шутки с полуслова. Мозги у них, надо сказать, всегда были настроены на одну волну.

Ну что ж… Дашка героически радовалась за подругу, давно уже смирившись с тем, что Ильина ей не видать как своих ушей. Тем более что сейчас все было так здорово и интересно! А дома ее всегда ждет пресловутая подушка, придуманная, наверное, специально для того, чтобы в нее плакать.

Когда кто-то из них случайно посмотрел на часы, началась паника. Оказывается, мало того что они уже не успевали вернуться домой до прихода родителей (вот те обрадовались бы, узнав, чем занимаются выпускники накануне экзаменов!), но им еще грозило опоздать на автобус, который, как выяснилось, ходил строго по расписанию, а точнее — один раз в сорок минут. Поэтому, даже не пытаясь ничего убрать, они быстро залили костер и побежали к дороге, снова сажая на коленки царапины и спотыкаясь на тех же самых колдобинах, что и пару часов назад.

Им удалось все-таки ворваться в отъезжавший уже автобус. Потные, пыльные, задыхающиеся, немного пьяные и счастливые, они плюхнулись с размаху на липкие дерматиновые сиденья. А поскольку во время пробежки неспортивную Мухину тащил за руку герой ее тайных грез, они, влетев в почти пустой автобус, так и уселись вместе на первое попавшееся место. Дашка у окна, а Ильин рядом. За ними устроились Катька с Генкой, и старый, сильно пропахший бензином и пылью автобус заскрежетал по направлению к дому, делая подскоки, абсолютно несоразмерные тем небольшим камешкам, что могли попадаться ему под колеса.

Отдышавшись, Дашка принялась соображать, что бы такое сказать маме, чтобы, не повергая ее в глубочайший шок, объяснить и свой вид, и свое отсутствие. Ребята о чем-то тихо переговаривались у нее за спиной, но она не могла уловить смысла беседы. Мысли расплывались в душном автобусе, да и выпитое вино давало себя знать. «Что же все-таки сказать маме?» — думала она, безуспешно борясь с охватившей ее сонной истомой. Дашка смотрела в окно, и глаза ее слипались. Вдруг боковым зрением она уловила какое-то движение у себя за спиной. Скосив глаза, увидела, что на спинке сиденья, условно обнимая ее за плечи, лениво лежит Сашкина рука, и красивые длинные пальцы с продолговатыми ногтями небрежно, будто случайно касаются бежевого хлопка ее рубашки. Мгновенно забыв о маме, она попыталась унять дикое ретивое непослушное заколотившееся сердце. И услышала тихий, ласковый Сашкин голос: