Екатерина Владимирова - Возмездие, или Подери мне жизнь!

Мгновенно стало мало воздуха, и я попыталась втянуть спасительный кислород через рот, жадно хватая его глубокими глотками.

— Каком… предложении? — прошептала я, запинаясь — Выйти за тебя замуж?

— Да, — кивнул он — Пойдешь? — прямой взгляд глаза в глаза.

Я перестала дышать. А сердце почти остановилось в груди, а потом вдруг понеслось вскачь.

— Ты это… серьезно? — не веря ему, проговорила я, чувствуя, что к глазам подбираются слезы.

— Более чем.

— Но почему? — прошептала я дрожащим голосом.

Миша как-то грустно улыбнулся, взял мои трясущиеся руки в своих и сжал их. Заглянул мне в глаза.

— Есть только одна веская причина, — сказал он, улыбнувшись глазами — Не потому, что тебя надо спасать из депрессии, иначе ты пропадешь. Не потому, что тебе больно и одиноко. Не из-за того, что произошло вчера, хотя я и не знаю, что там такого вчера было, — его теплые ладони скользнули к моим щекам, нежно поглаживая кожу кончиками пальцев.

— Я вчера сделала что-то очень плохое, Миш, — прошептала я дрожащим голосом и уже не сдерживая слез.

— Мне все равно, — по словам произнес он уверенно — Слышишь?! Все равно, что бы ты вчера ни сделала!! Я верю тому, что так было надо, вот и все, — он стиснул мои щеки и ласково улыбнулся — А причина моего предложения может быть лишь одна… — он наклонился ко мне и я, почувствовав щекой его теплое дыхание, затрепетала.

— Какая?.. — с придыханием прошептала я.

— Я люблю тебя, — прошептал он мне в губы и легко поцеловал меня — Я просто очень сильно тебя люблю.

Неужели он произнес это вслух?! Неужели это не сон?!!

Нет… Я вот-вот проснусь. Похлопайте меня по щекам!!

Но вместо этого такие нежные, такие ласковые теплые Мишины ладони с благоговением касаются моих щек, поглаживают, успокаивают, стирают следы слез.

— Я только хочу знать, — прошептал Миша.

— Что?..

— Ты выйдешь за меня?..

Я зачарованно заглянула ему в глаза и кивнула.

— Я не могу отказать.

— Почему? — выдохнул он.

— Не из-за того, что мне нужен защитник, — проговорила я — И не из-за того, что мне больно и одиноко. И не из-за того, что ты мой хороший друг и лучше тебя никого нет на свете. И не из-за того, что я хочу ощутить мужскую спину, если мне понадобиться помощь, потому что я ее всегда ощущаю, — проговорила я, легко касаясь ладонями его щек — Я потому соглашаюсь, что люблю тебя не так друга и не как защитника. А как мужчину, с которым хотела бы провести свою жизнь, — почти касаясь его губ своими губами, я добавила: — Если ты позволишь мне быть рядом с тобой.

Счастливая улыбка осветила его лицо, глаза засияли.

— О, да!! — воскликнул он и страстно приник к моим губам, словно бы поглощая меня в этом поцелуе, вынуждая забывать боль — Я мечтал об этом, наверное, всю жизнь!!

— Я люблю тебя, — прошептала я ему, уже не боясь сказать слова вслух — Не отпускай меня. Пожалуйста, не отпускай меня.

Он подхватил меня за руки, приподнял со стула и начал кружить по комнате.

— Никогда. Я никогда не отпущу тебя, — наклонился ко мне, касаясь губами щеки.

— Ты мой, — благоговейно зашептала я, сжимая его шею.

— А ты моя…

Только теперь я ощутила себя по-настоящему свободной.

Возмездие подарило мне надежду и любовь. Возродило меня к жизни.

Но без Миши я не прошла бы и половины того пути, что прошла…

Мною двигала любовь. К Альке, к нему…

А сейчас я ощутила, как освобождение наполняет мои легкие кислородом, вынуждая дышать вновь.

Возмездие свершилось. Я обрела новую жизнь…

Несмотря на то, что утром было тепло и солнечно, к обеду пошел дождь. Не холодный — теплый, и не настоящий ливень, который сопровождает май и начало июня, а легкий, моросящий дождь. Словно бы он грустил по той, которой не стало целых пять лет назад, но в то же время говорил о том, что пора перестать грустить и оплакивать прошлую жизнь. Особенно когда в мире есть место настоящему.

Мы приехали на кладбище после двух, вышли из машины и молча стояли под зонтами, слушая, как капли дождя в бесполезной попытке захватить нас в свой плен, ударяются о ткань зонтов и равнодушно стекают вниз, осыпаясь хрусталиками под нашими ногами.

Алька не изменилась за эти годы. Люди на фотографиях не стареют. Все такая же красивая, светящаяся, улыбается, глядя на меня. А я, глядя на нее, не могу сдержать слез.

Некоторые раны даже по прошествии многих лет не затягиваются, не заживают, не превращаются в рубцы и шрамы. Оставаясь все теми же кровоточащими ранами, что и годы назад.

Некоторая боль не уходит бесследно, не исчезает, не смывается со временем. Некоторая боль просто притупляется, становится не такой острой и ощутимой. Но все равно… стоит лишь памяти напрячься и вспомнить, как сердце болит вновь.

Моя боль притупилась. Она не ушла, не исчезла, она просто затихла. И я почти не чувствовала ее.

Потому что рядом со мной были люди, которые помогали пережить. И я пережила.

Глядя на Алькину фотографию, я понимала, что не все еще прошло. И не пройдет никогда, наверное.

Потому что дорогих людей не бывает много, и когда они уходят, что-то внутри тебя перестает жить вместе с их уходом. Словно ломается. Словно душа выворачивается наизнанку. Словно сердце стучит уже медленнее и глуше. И словно боль, такая нестерпимая и острая разрезает тебя напополам.

И пережить эту боль, заставить ее притупиться, отойти на время помогают близкие и родные люди, которые остались с тобой. Которые не бросили, не ушли, не оставили одну.

Те люди, ради которых теперь живешь ты. И те, которые живут ради тебя.

— Дождь закончился, — проговорил Миша, закрывая зонт и отпуская руку дочери из своей широкой ладони.

Я кивнула, не отводя глаз от фотографии.

— Она все такая же, правда, Миш? — прошептала я — Совсем не изменилась.

Какую глупость говорит эта безумная женщина, сказал бы посторонний человек, но Миша просто кивнул, сжал мои плечи, обняв сзади, и прошептал на ухо:

— Хочешь, мы оставим тебя одну?

Я посмотрела на него, потом перевела взгляд на дочку, улыбнулась.

— Да, пожалуйста, — проговорила я шепотом, словно боясь нарушить тишину.

— Как скажешь, — Миша наклонился ко мне и поцеловал в губы — Мы будем ждать тебя в машине.

Я кивнула ему и улыбнулась.

Миша подхватил дочь на руки и вместе со своей драгоценной ношей направился к машине, а я провожала их глазами, чувствуя, что боль опять отступает.

— Папа, а почему мама осталась? — услышала я вопрос дочери.

— Маме нужно побыть одной, — ответил Миша — С сестрой.

— С той, в честь которой меня назвали?

— Да, зайка, с твоей тетей Алей.

Тетя Аля…

В моих глазах блеснули слезы. Я обернулась к памятнику и посмотрела на Алькину фотографию.