Ивонн Линдсей - Шелковый соблазн

— И как тебе? — спросила она, специально обращаясь к нему его же словами.

Вот только Маркус судорожно стискивал кулаки, не в силах ничего выговорить, и Эйвери еще раз прошлась по нему языком, вот только на этот раз она не просто лизнула, но и взяла его в рот. А потом еще раз повторила все с самого начала, но теперь впустила его чуть глубже, а потом еще раз и еще, задавая ритм, от которого он застонал сквозь сжатые зубы.

— Эйвери?

— М-м-м? — протянула она, умело работая языком.

— Ты меня убиваешь, — простонал он, откидываясь на подушках.

— Да, наверное, ты прав, мне пора остановиться, — послушно согласилась она, слегка отстраняясь.

Нет! Да!

— Так да или нет? — насмешливо уточнила Эйвери, забираясь на кушетку и нависая над ним, все еще сжимая его член в руке.

В ответ он потянулся к валявшимся поблизости джинсам, вытащил презерватив, надел его и, ухватив Эйвери за бедра, усадил на себя.

— Вот так!

Зависнув над Маркусом, Эйвери почувствовала себя необычайно сильной, а потом медленно опустилась на него, а потом быстро приподнялась, заставляя Маркуса отчаянно застонать и вцепиться ей в бедра, хотя он все еще позволял ей действовать на свое усмотрение. А затем она снова опустилась на него, и все ее тело пронзила волна наслаждения.

Чувствуя, как на ее верхней губе появляются капельки пота, Эйвери нарочито медленно поднялась, а потом снова опустилась, стараясь как можно сильнее растянуть мучительное удовольствие. Эйвери еще три раз сумела повторить свои действия, а потом инстинкты взяли верх, да еще и Маркус, явно почувствовавший, что она дошла до предела, двинул бедрами вверх, подаваясь ей навстречу.

У Эйвери перед глазами заплясали цветные пятна, и она вцепилась Маркусу в грудь, чувствуя, как пламя, переплетенное с чистой энергией, заполняет все ее существо, а то, что она сумела довести Маркуса до пика блаженства, лишь усиливало ее собственное наслаждение.

Все еще переживая этот восхитительный миг, Эйвери повалилась на Маркуса, и ее волосы, успевшие расплестись во время их страстного столкновения, накрыли их обоих душистым покрывалом. Просто невероятно, до чего он способен ее довести. Эйвери бы хотелось навсегда продлить их союз, но, понимая, что он остановился лишь на короткое время, она решила не упускать ни одного мгновения.

А чуть позже, когда она все-таки заставила себя открыть глаза, ее взгляд уперся прямо в «Очаровательную даму» на противоположной стене. Эта картина всегда ее вдохновляла и даже сейчас помогла найти в себе силы подняться и взяться за карандаш.

— Не двигайся, — приказала она, — я хочу запечатлеть тебя именно таким.

— Я и так только что был твоим, — лениво улыбнулся Маркус, отчего по телу Эйвери снова пробежала волнительная дрожь.

Она засмеялась и повторила:

— Не двигайся. — Карандаш быстро запорхал по бумаге, и вдохновленная Эйвери быстро сделала пару набросков с разных ракурсов. — Готово, — радостно заявила она, укладываясь рядом с Маркусом на кушетку, чтобы показать ему свою работу.

Увидев эти наброски, Маркус окончательно убедился в том, что, как она и сказала тогда в саду, живая натура — это ее стихия. И, как оказалось, ее талант весьма схож с талантом ее пращура, Бакстера Каллена, ведь в колледже Маркус успел насмотреться не только на масло известного художника, но и на его наброски.

— Очень хорошо, — оценил он.

— Ты действительно так считаешь?

Маркус вдруг понял, что положительный отзыв ее удивил.

— А раньше ты свои работы кому-нибудь показывала?

Эйвери покачала головой:

— Обычно я рисую только для собственного удовольствия и изредка выставляю свои работы на анонимные аукционы, где люди далеко не всегда знают, чьи картины собираются купить.

— По-моему, тебе следовало бы подумать о выставке, и, если хочешь, я могу помочь тебе ее организовать.

— Я подумаю, но не уверена, что хочу вот так… выставлять себя напоказ. Ведь обычно я рисую для собственного удовольствия, а когда так, как сейчас с тобой… ведь легко рисовать, когда ты любишь свой предмет.

Маркус резко напрягся. Она только что сказала, что любит его? Вот только сама она, кажется, своей оговорки не заметила, а просто встала и подошла к «Очаровательной даме».

— По-моему, Бакстер ее любил. Тебе так не кажется?

И Маркус лишь с трудом сдержался, чтобы не заявить, что Бакстер Каллен лишь использовал Катлин Прайс, тогда еще носившую имя О\'Рэйли, и любовь там совершенно ни при чем. Но Эйвери все еще смотрела на него в ожидании ответа, так что он поднялся с кушетки и подошел к ней.

— Почему ты так решила? — спросил он, вместо ответа.

— Не знаю, наверное, все дело в том, как он ее изобразил. Я просто не понимаю, как можно создать что-то настолько прекрасное без любви к своему объекту.

— Возможно, похоть, но любовь?… Я так не думаю. Ну разве может здесь идти речь хоть о какой-то любви? Ведь если бы Бакстер Каллен любил Катлин, то отстоял бы ее перед женой или, по крайней мере, обеспечил ей достойное существование после того, как ее так бесцеремонно вышвырнули вон. Нет, этот человек просто использовал беззащитную женщину, здесь нет места для сомнений. Если верить словам деда, Катлин Прайс была честной, порядочной женщиной, которая ни за что не стала бы игрушкой в руках богача по собственной воле. Она трудилась в поте лица, чтобы обеспечить семью, поздно вышла замуж и родила только одного ребенка.

— Ты разве не видишь? По-моему, его любовь чувствуется в каждом мазке. Вот здесь, — Эйвери указала на округлое плечо, — и здесь. — Она провела по линии ключицы.

И Маркус поймал ее руку и прижался к ней щекой.

— Ты излишне романтизируешь это несомненно выдающееся произведение искусства.

Эйвери взглянула на Маркуса, и ей показалось, что в его глазах застыла какая-то невысказанная печаль.

— Иногда нужно уметь смотреть сквозь технику и средства передачи, чтобы разглядеть истинную душу картины.

— Лучше я буду смотреть на тебя, — прошептал он, прижимая ее к себе и целуя, чтобы отвлечь от вопроса, на котором они никогда не смогут сойтись.

А вечером они снова занимались любовью, но уже медленно и нежно, без того безумного огня, что сжигал их утром.

И на этот раз, когда она выкрикнула в порыве наслаждения: «Маркус, я люблю тебя!», он уже точно не мог ослышаться.

Эта короткая фраза эхом отдалась у него в ушах, одновременно вызывая чувство вины и согревая душу. Он бы с радостью принял эти слова, но, к сожалению, не мог себе этого позволить. Ведь что бы там ни было, рано или поздно ему придется уйти от Эйвери Каллен, и когда он уйдет, он обязательно унесет с собой и «Очаровательную даму».

Маркус отправился по каким-то делам «Ваверли», и, гуляя в одиночестве в саду, Эйвери вдруг поняла, как сильно ей его не хватает. Как же просто оказалось привыкнуть к его постоянному присутствию, к непрерывным занятиям любовью. Эйвери никогда не считала себя излишне чувствительной женщиной, но в руках Маркуса ей хотелось забыть обо всем на свете и день и ночь предаваться любви. Но когда две ночи назад она призналась в том, что любит его, она почувствовала в нем перемену. Нет, он не отдалился, но стал каким-то другим.