Ивонн Линдсей - Шелковый соблазн

— И она знает про нашу фирму практически все, что про нее вообще можно знать. Ладно, в любом случае она позвонила, чтобы сказать, что во вторник вечером состоится одно мероприятие, на котором мне желательно появиться.

— Завтра? И тебе обязательно нужно туда идти? — Эйвери уже его не хватало.

— Да, но я надеялся, ты составишь мне компанию, и заранее попросил ее купить нам билеты, так что, если ты согласна, завтра в десять утра мы вылетаем из Хитроу. Тогда мы в час будем уже в Нью-Йорке и сможем немного отдохнуть перед выходом в свет. Что скажешь?

Что сказать? Эйвери решила, что это — отличная идея, ведь в ближайшую пару дней у нее нет никаких особых дел в Лондоне. Но самая главная и первая пришедшая ей в голову мысль — это то, что ей пока еще не нужно с ним прощаться.

— Звучит неплохо, — улыбнулась Эйвери. — У меня еще остается куча времени, чтобы собраться.

— Отлично. Тогда собирайся с расчетом на то, что ты едешь в Нью-Йорк где-то на неделю, если, конечно, у тебя здесь нет никаких важных дел. Я рассчитываю, что коллекция окажется там уже в следующие выходные, и хотел бы лично ее встретить и проверить.

— А ты времени зря не теряешь.

— А разве ты хочешь, чтобы я с этим подождал?

— Вовсе нет. Не волнуйся, я не передумала.

— Ты уверена? Мы все еще можем ее пополнить, — напомнил Маркус, намекая на «Очаровательную даму».

— Я хотела сказать, что по-прежнему собираюсь продавать те картины, которые решила продать. — Эйвери слегка покачала головой. Может, пора наконец узнать, зачем он так упорно пытается добраться до работы Бакстера Каллена? — Слушай, ты уже не в первый раз заводишь этот разговор. Может, все-таки объяснишь, почему ты так настойчиво пытаешься выставить эту картину на торги?

А если он скажет правду? Согласится ли она тогда расстаться с «Очаровательной дамой»? Вряд ли. Что ж, придется ограничиться полуправдой.

— Я знаю как минимум одного человека, который готов щедро заплатить за это полотно.

— Ну, значит, твоему человеку придется и дальше жить без «Очаровательной дамы». И я была бы рада, если бы ты перестал через день поднимать этот вопрос. Мое решение окончательно. Я не передумаю.

Маркус поспешно прикусил язык, чтобы слова не выдали его разочарования. Они так прекрасно провели эти две недели, что теперь он просто обязан уважать ее решение. Но в глубине души он все еще продолжал надеяться, что она все же передумает.

— Упорство — мое второе имя, — улыбнулся Маркус. — Ну хорошо, я больше не буду поднимать этот вопрос.

— Обещай мне. Ведь я же знаю, каким настойчивым ты иногда можешь быть, — попросила Эйвери, улыбаясь в ответ и легонько стукая его в грудь.

— А тебя что-то не устраивает? — уточнил он, хватая ее за руку и притягивая к себе.

Эйвери потерлась бедрами об его напрягшийся член.

— А как ты думаешь? — усмехнулась она.

— Думаю, что мне прямо сейчас стоит тебе напомнить, каким настойчивым и упорным я могу быть.

С этими словами он стянул с нее футболку, прикоснувшись при этом костяшками пальцев к ее груди, отчего у нее сразу же напряглось все тело. А потом он нагнулся, провел языком вдоль линии бюстгальтера и добрался до соска.

Эйвери уже вся дрожала в его руках и тихонько постанывала, а когда он потянулся, чтобы расстегнуть застежку бюстгальтера, то не удержалась и застонала.

А потом Маркус снова занялся ее сосками, по очереди лаская нежные груди, а Эйвери запустила пальцы ему в волосы, притягивая к себе еще крепче. И в ответ Маркус ухватил ее груди обеими руками, зарылся в них лицом и принялся легонько их массировать, вырывая у Эйвери все новые и новые стоны. А потом он вновь приник к соскам губами.

— Маркус, ты меня с ума сведешь.

— Так и задумано, — улыбнулся он, прижимаясь лицом к ее молочно-белой коже и проводя языком по синей жилке. А потом он выпрямился и внезапно подхватил ее на руки.

Взвизгнув от удивления, Эйвери крепко обвила его шею руками.

— Отпусти меня, я для этого слишком тяжелая, — запротестовала она.

Эх, если бы она только знала, что носить ее на руках — одно удовольствие. Маркус уложил ее на кушетку и быстро стащил всю еще остававшуюся на ней одежду.

— Мистер Прайс, вы злоупотребляете своей силой, — заявила она, глядя на него из-под полуопущенных ресниц.

— Я хочу тебя нарисовать, — заметил он, потянувшись за кисточкой.

— Нарисовать меня? Но, кажется, ты говорил, что краски — это не твое.

— Говорил, но, думаю, на этот раз у меня все получится, — улыбнулся Маркус, налил в банку воды и снова вернулся к Эйвери. — Будь хорошей девочкой и лежи спокойно, не мешай мне работать. Ведь ты же знаешь, какими нервными становятся художники, когда их отвлекают от дела. — С этими словами Маркус обмакнул кисточку и провел ею по ключице Эйвери. — Да, — продолжил он, — подчеркнуть игру света на твоем теле — одна из важнейших задач искусства. То, как твоя кожа прямо-таки светится здесь, а здесь — меняет оттенок… — Маркус провел кистью чуть ниже, обводя сперва верхний, а потом нижний край округлой груди, — меня просто завораживает. Любой мужчина не устоит и захочет прикоснуться, попробовать, почувствовать…

— Так чего же ты ждешь?

Маркус улыбнулся, видя, как щеки Эйвери раскраснелись от желания.

— Всему свое время. Сперва я должен закончить картину.

Маркус неторопливо принялся за вторую грудь, а потом, когда он провел влажной кистью по соскам, Эйвери не сдержалась и громко застонала. А Маркус из последних сил ласкал ее тело вместо того, чтобы сорвать с себя одежду и вонзиться в нее одним стремительным движением.

К тому времени, как он добрался до ее бедер, Эйвери уже вся дрожала от нетерпения, а когда он провел кистью по ее клитору, она потянулась к нему и взмолилась:

— Пожалуйста, Маркус.

— Ну разве можно отказать, когда тебя так просят? — усмехнулся Маркус, откладывая кисточку и принимаясь за дело языком. — Так лучше?

— Тебе нравится меня мучить? — выдохнула она, глядя на него своими небесно-голубыми глазами.

— Мучить? Мука — это когда я ласкаю тебя, а ты даже и не пробуешь прикоснуться ко мне в ответ.

При этих словах Эйвери мгновенно села на кушетке и потянулась к его поясу. Маркус едва сдержался, когда она расстегнула ему ширинку и взялась своими умелыми руками за его член, сперва лишь легонько касаясь, а потом сжимая крепче и увереннее.

— Подожди, — попросил он, высвободился из ее рук и быстро сбросил с себя одежду и вытащил из кармана презерватив.

А потом он наконец-то устроился между ее божественных ножек, которые сразу сжались вокруг его бедер, настойчиво притягивая его к ее вожделенному телу. И Маркус ощущал жар ее тела, чувствовал, что она уже готова для него. И он медленно вошел в нее, а потом на секунду замер, наслаждаясь ощущением ее тела вокруг себя. Но тут основной инстинкт взял верх над всеми его мыслями и чувствами, и Маркус задвигался в бешеном ритме.