Чарльз Дэвис - Большой секс в маленьком городе

Вскоре тела испуганных людей стали выскальзывать из окон и дверей. Толпа, взлетевшая над землей, зависнув в двадцати футах над рыночной площадью, постепенно набирала высоту. Все смеялись. Мэр, отъявленный взяточник, хихикал, держась за руки с ростовщиком Артуром Мартинесом и Низкой Женщиной, которая утягивала его все выше, выше и выше. Несколько солдат играли в чехарду и вопили от восторга, падая на воздух, как на подушку. Полицейские вытряхнули из карманов дневную выручку в виде незаконных поборов и с хохотом смотрели, как уплывает их барыш. Наблюдательные торговцы делали медлительные движения, как будто катались на коньках. Полные достоинства бизнесмены скакали и прыскали со смеху. Измученные заботами бабули крутили кувырки. Брошенные мужья плыли рука об руку с женами, с которыми за много лет не перекинулись ни словом. А молодые пары занимались ничем не стесненной любовью, освобожденные легкостью бытия.

Через двадцать минут в воздух поднялись все, кроме тети Долорес, которая решительно продолжала твердо стоять на земле и хмуро таращилась на завывающую от восторга толпу наверху. Она стояла, как пудинг, потерявший смысл жизни, но и она не была полностью защищена от прекращения гравитации. Постепенно она утратила власть над Горестями и, нервно повизгивая, поднялась на несколько дюймов над землей. Яростно педалируя, она добралась до двери в булочную и скрылась внутри. Но ее ноги выползли в окно, юбки скомкались, открыв огромные ляжки в ямочках. Ее медленно вытягивало наружу, пока мы не увидели, как она набивает сластями рот. Но все было бесполезно. Ничто не могло удержать ее на земле. Со звуком вылетевшей из бутылки пробки она выскочила в невесомый мир и, провисев несколько секунд, цепляясь за край крыши, начала потихоньку подниматься вверх. Она схватилась за дерево, но ее руки утратили силу, и она проехала вверх по стволу сквозь ветки на верхушке и воздух.

Она явно была не в себе. Без силы тяжести все ее тонны Горестей оказались бесполезны, и она летала так же, как все мы. Она начала глупо ухмыляться, и с ее губ сорвался хнычущий звук, который вполне мог быть смешком. Она стерла улыбку с лица, но на большее без силы тяжести ее не хватило. Сила тяжести, замаскированная под Горести, была ее близким другом много лет, ближе, чем дядя Кен, и без нее она совершенно растерялась. Она воспарила в небо, и когда я пролетел мимо нее, держась за юбку Низкой Женщины, то услышал явное довольное фырканье. Как она ни старалась с этим справиться, тетя Долорес получала удовольствие.

Все заливались смехом. Милостивый Бог, наплевав на окружавшую его похоть, парил над своей паствой, лучезарно улыбаясь черной магии, которая произвела такое духоподъемное действие. Магрит, кувыркаясь, вылетела из полумесяца, провозглашая бурятскую любовь. Всех переполняло добродушие ко всему миру и такая бьющая через край легкость, что мне даже приятно было увидеть, как Мальчики скачут вдаль на своих Низких Женщинах. А Рада была попросту в своей стихии, она вся колыхалась и игриво шлепала пролетающий мимо народ по щиколоткам, так что ты начинал кувыркаться, хохоча как ненормальный.

Даже животные вышли на свободу. Ньюхаус уцепил тетю Долорес за ногу и молотил лапами по воздуху, как будто хотел передать ей маленький букет, и эта исполненная Горестями женщина смогла только восторженно захихикать, как будто тоже открыла в себе тягу к выгулу собак. Моя дворняга реяла к звездам, как заблудший спутник. Я заметил кошку, у которой на спине сидела крыса. Черная свинья плавно пролетела у меня над головой, хрюкая от удовольствия, — она открыла, что свиньи все-таки умеют летать, по крайней мере на Санта-Маргарите-и-Лос-Монхес. Ошеломленные птицы проплывали мимо со сложенными крыльями и удивлением в глазах. Дядя Кен доил корову и брызгался, если кто подлетал достаточно близко, чтобы струя рассыпалась по нему белыми шариками. На земле остался только Джорджи, упорно колдовавший в своей старой шляпе. Все остальные освободились.

Однако это не могло продолжаться вечно. Первым признаком нормального состояния было то, что тетя Долорес спикировала на пустой рыночный прилавок. Мальчики и другие жертвы заклятия отцепились от своих Низких Женщин, вновь обретя телесную целостность, и стали опускаться вниз. Я приземлился на колени своей Низкой Женщины. Раздавленный огромной усталостью, я тесно прижался к ней. Наши соседи распластались на земле, измученные весельем. Последними спустились дядя Кен и, наконец, Рада. Все обессилели. Скулы свело, глаза пересохли, в боках больно, ягодицы в синяках, ноги не держат. Но мы были счастливы.

С тех пор это стало ежегодным праздником. Через год, проведенный в упорных трудах, когда вечно не хватает денег, когда жизнь идет не так, как ты надеялся, когда приходится бороться со всеми теми желаниями, которые отвлекают от бытия, когда начинает давить груз Горестей и от излишне трезвого ума уголки губ вытягиваются вниз, горожане собираются у двери Джорджи Пухола и требуют прекратить гравитацию. Есть среди них и такие, кто, как тетя Долорес, ворчит на такую глупость и заявляет, что, если бы Господь хотел, чтобы мы летали, он дал бы нам крылья, но их немного и они разобщены. Даже Милостивый Бог Дональд одобряет эту самую светлую из темных сил и охотно участвует в празднике, предварительно прочитав проповедь, в которой говорит, что Бог дал нам крылья — это воображение и умение радоваться, а Рада в этом самая умелая. А если кому нет дела до невесомости, то он может куда-нибудь уехать, потому что весь остальной мир остается все так же подавлен силой тяжести.

Правда, сейчас, когда я подумал об этом, надо сказать, что недовольные никогда не шли до конца. Даже тетя Долорес, которая весь остальной год только и брюзжит, дескать, какое Горе давать волю такому легкомыслию, всегда находит причину, чтобы остаться в день прекращения гравитации. Может быть, эта самая горестная из женщин предпочитает полетать? Или, может быть, она сумела как-то примириться с Ньюхаусом и, как все разумные люди, получает настоящее удовольствие от прогулки с собакой.

Через несколько месяцев после кончины дяди Кена ПП пригласил народ Санта-Маргариты-и-Лос-Монхес принять участие в Великой Войне За Народное Избавление. Только никто не пошел. Не то чтоб мы, маргамонхийцы, не были патриотами. Мы любим родную землю, причем Мальчики это делают в буквальном смысле, потому что у них есть одна малоприятная лоуренсовская [8] Имеется в виду писатель Д. Г. Лоуренс, описывавший эротические сцены в сараях и других сельскохозяйственных постройках. черта и недавно их разжаловали в рядовые за проделки на полковом огороде. Но что такое война по сравнению с ожидавшейся вечеринкой у Рады: идти на войну при таких перспективах было просто нелепо.