Мэгги Кокс - Побежденный холостяк

Постепенно она ощутила приближение той же волны, что и вначале. Она отдавалась этим ощущениям без страха, не сдерживая свои эмоции и реакции, полностью доверившись своему партнеру. И наконец, Грейс уткнулась ему в шею, позволяя волне нахлынуть и унести ее.

Неожиданно слезы хлынули из ее глаз. Марко запустил пальцы в ее волосы, отбросил ее голову на подушку и страстно поцеловал. И одновременно с этим его сотрясла судорога высшего наслаждения.

Марко перекатился на спину, тяжело дыша. Сердце его бешено стучало. Вдруг его поразила страшная мысль. Он что, с ума сошел? Господи, он ведь даже не подумал о безопасности Грейс! Был настолько погружен в собственные ощущения и желания, что ему даже в голову не пришло воспользоваться контрацепцией. Это просто невозможно.

— Марко? С тобой все хорошо?

Он повернулся и, встретив встревоженный взгляд Грейс, улыбнулся:

— Конечно, я в порядке. Хотя после того, что я только что испытал, эту фразу можно назвать главным преуменьшением за всю мою жизнь. Но я должен тебе кое-что сказать. Я совсем потерял голову от страсти к тебе и не подумал о безопасности. Со мной впервые такое. Не знаю, что еще сказать… но, честное слово, мне ужасно стыдно.

— Я тоже виновата. Ведь я тоже об этом даже не подумала. Но если вдруг что-то случится, даю слово, я не буду требовать от тебя денег. Ну… по крайней мере, не всех.

Это было сказано таким будничным тоном, что Марко только через несколько секунд понял, что Грейс бессовестно дразнится. В конце концов, он ведь и правда привык к тому, что все вокруг хотят от него денег. Чего стоит хотя бы его бывшая, которая пыталась отсудить у него часть состояния.

— Не шути так, — пробурчал он. — Это очень серьезно. Если что-то случится, тебе не придется тащить меня в суд. Для собственного ребенка я не пожалею денег и всего остального. Но все же в другой раз мы будем более осторожными.

Грейс молчала, приподнявшись на локтях, чтобы рассмотреть его. Всякая тень веселья исчезла с ее лица. Наоборот, сейчас она выглядела практически мрачной.

— Марко, я не отношусь к беременности легкомысленно. Родить ребенка — это огромная ответственность и кардинальное изменение жизни. По крайней мере, в жизни женщины нет ничего серьезнее. Но что было, то было, и теперь нам остается только жить дальше. Мы ведь ничего не можем теперь изменить, правда? Тогда почему бы просто не расслабиться? Похоже, раньше женщины всегда хотели от тебя только денег. Но со мной все не так. Я очень простой человек и именно та, кем кажусь. Мы проведем наши маленькие каникулы вместе, а затем вернемся каждый к своей жизни. В моей жизни ты — спонсор, который подарил африканским детям новый дом. Для себя я ничего не просила и не прошу. Я уеду в Лондон, и твоя жизнь станет такой, как раньше. Ты ничего больше обо мне не услышишь, если сам не захочешь.

Марко представил, что она вот так с легкостью забудет о нем и вернется к прежней жизни, и им овладела ярость. Он крепко сжал ее запястье.

— А если ты все же забеременеешь? — спросил он. — Ты по-прежнему будешь придерживаться своих слов?

Грейс вырвала руку, поморщившись от боли. Затем улеглась на подушку и печально вздохнула. В свете лампы ее волосы рассыпались по плечам, словно золотистые нити. Марко подумал — ему несказанно повезло, что он может наблюдать за ней вот так… прикасаться к ее коже… слушать ее вздохи и стоны, когда они вместе в постели…

— Если так случится, конечно же я тебе сообщу. Но… Марко, скажи, ты хотел бы стать отцом?

Это был самый сложный вопрос, на который ему когда-либо приходилось отвечать. Его вдруг захватила волна опасений, но в то же время и надежд — и как раз это напугало его сильнее всего.

— Я не имею ни малейшего представления, что значит быть отцом… И удачного примера перед глазами у меня тоже нет, — мрачно признал Марко. Он чувствовал себя так тяжело, что не нашел ничего лучше, чем переадресовать вопрос Грейс: — А ты? Может, ты скрываешь от меня свое сильнейшее желание стать матерью?

— Когда-нибудь. Но не сейчас. Сейчас я еще полна сил, чтобы помочь другим детям, о которых некому позаботиться. Ну и вообще, мы ведь рассуждаем о том, что вряд ли с нами случится. — Внезапно Грейс овладела какая-то другая мысль, и она повернулась к Марко: — Я знаю, что ты вырос в приюте. Но неужели ты даже не знал своих родителей?

Марко резко сел и отвернулся от Грейс, стараясь не встречаться с ней глазами, несмотря на то что она села рядом, закутавшись в покрывало.

— Нет. Моя мать умерла при моем рождении, а отец решил, что не в силах содержать ребенка, и отдал меня в приют. Я их никогда не видел. Вот. Теперь ты довольна?

— Марко, мне так жаль…

Прозвучавшее в ее голосе сострадание разбудило в нем вулкан эмоций, которые ему приходилось сдерживать годами. Он гневно взглянул на нее:

— Не смей так говорить! Мне не нужна ничья жалость! Если повторишь это хоть раз, я прикажу Мигелю сейчас же отвезти тебя назад и мы больше никогда не увидимся, тебе ясно?

Грейс молча кивнула.

Марко захлестнула волна ярости и страха, и он почти не мог рассуждать логически. Он не хотел раскрывать свои воспоминания и эмоции кому-либо, и в особенности Грейс. Он боялся, что чересчур расслабится и расскажет ей слишком много, о чем потом неизбежно пожалеет. Может, он так и не научился жить в мире с собственным прошлым, но, по крайней мере, сумел задвинуть его в достаточно дальний угол, чтобы оно не мешало ему наслаждаться настоящим, вызывая зависть окружающих. И еще он точно знал, что его самооценка не зависит ни от чьего мнения.

Марко перевел дух и более-менее успокоился. Однако то, что сказала Грейс, заставило его снова взъяриться.

— Марко, я не жалею тебя. Просто мне грустно оттого, что так случилось. У меня ощущение, что ты до сих пор никому не доверяешь, потому что боишься, что тебя бросят и предадут. Но ты чудесный человек, и…

— Я предупреждал тебя, Грейс! Теперь тебе придется уехать.

Марко нервно запустил пальцы в волосы. С одной стороны, ему самому было странно, почему он прогоняет от себя ту единственную женщину, рядом с которой ему действительно хорошо. Так же он поступал и в приюте: если кто-то пытался сблизиться с ним, он отталкивал его, боясь, что его самого оттолкнут раньше, что он не сможет оправдать чужих ожиданий.

Грейс откинула покрывало и встала с кровати. Она оценивающе глядела на него, очевидно делая новые неприятные для Марко выводы, однако молчала.

Марко наконец пришел в себя, потянулся и обнял ее. Он накрыл ладонями ее грудь, немного поиграл с выступающими сосками и с силой притянул ее обратно на постель. В нем снова проснулось сильнейшее желание. Она была необходима ему, как глоток воздуха.