Энн Мэтер - Опасные чары

— Вы должны лежать. Вам никак нельзя подниматься.

— Я не такой уж больной, — заметил он сухо, но тем не менее тяжело навалился на ее руку, когда она повела его назад к постели со сбитыми и скомканными простынями. Усадив его в кресло рядом с кроватью, Джули проговорила:

— Сейчас я перестелю постель, и вам будет удобнее.

Мануэль пожал плечами, но возражать не стал. Помогая ему встать, Джули скомандовала:

— А теперь снимите ваш халат.

— Мне кажется, что мой вид не доставит вам удовольствия, — усмехнулся он.

— Вы хотите сказать… вы… понимаю! — Щеки Джули сделались пунцовыми. Так вот почему Хосе отказался от ее помощи. — Во всяком случае, ложитесь!

Мануэль послушно проскользнул между простынями.

— Хосе скоро придет, — сказала Джули. — Быть может, вы еще что-нибудь хотите?

— Тебя, — пробормотал он ласково, притягивая ее к себе.

Его губы были теплые, и Джули почувствовала, как в ней пробуждаются и усиливаются прежние желания. Это был ее Мануэль, а эти требовательные, настойчивые губы принадлежали ему. Никто, кроме Мануэля, никогда ее так не целовал.

Неохотно, против собственного желания, она наконец все-таки освободилась от его объятий и строго проговорила:

— Вам нужно отдыхать. Это какое-то сумасшествие!

— Я отдыхаю, Джули, и это не сумасшествие.

Джули приложила ладони к своим пылающим щекам.

— Мне действительно следовало бы удалиться, — прошептала Джули, сознавая тот факт, что они одни в квартире и она полностью в его власти. Невозможно было предугадать, позволит ли ей Мануэль в своем возбужденном состоянии так же свободно уйти, как на прошлой неделе. Она сделала большую глупость, что пришла, но он притягивал ее, как пламя притягивает бабочку, и она была не в силах противостоять.

Мануэль сильными руками опять привлек Джули к себе, и она что-то бормотала, вяло протестуя. Но вдруг дверь отворилась, и на пороге показался Хосе с красным лицом.

— Сеньор! — испуганно выдохнул он, прижимая ладонь к губам. — Прошу прощения. Думал, мисс Кеннеди уже ушла!

Мануэль перевернулся на другой бок, а Джули во второй раз быстро поднялась, поправляя платье и приглаживая волосы. Она видела устремленный на нее взгляд Хосе и с виноватым видом мысленно корила себя за собственную глупость. Почему Мануэль Кортес всякий раз заставлял ее, забывая обычную осторожность, вести себя так безнравственно? Она знала и более красивых мужчин, но ни один из них не обладал столь сильным личным обаянием.

Мануэль тоже встал, запахивая полы шелкового халата.

— Все в порядке, Хосе, — сказал он с легкой усмешкой. — Ты, вероятно, предотвратил то, о чем мы оба потом пожалели бы. — Коротко взглянув на Джули, он вздохнул.

— Время возвращаться домой, Джули. Уже поздно… Возьми машину и отвези ее! — приказал он Хосе.

— Да, сеньор.

— Нет необходимости, — покачала головой Джули. — Я предпочитаю поехать на автобусе и немного отдышаться.

Она поспешно вышла из спальни, быстро накинула пальто и, не слушая больше никаких возражений — лишь крикнув: «До свидания» — выбежала из квартиры.

Всю дорогу до автобусной остановки Джули бежала и села в первый подвернувшийся автобус, не разбирая, куда он направляется. Когда же пришла в себя и стала узнавать окрестности, то обнаружила, что находится на Фаррингдон-стрит за много миль от дома.

В среду после бессонной ночи Джули чувствовала себя совершенно разбитой. Девушки в магазине заметили ее бледность и нервозность, которая проявлялась в порывистых движениях, но воздержались от каких-либо реплик, за что Джули была им благодарна. Она понимала, что девушки сгорают от любопытства, однако приписывали ее состояние ссоре с Полом. Через третьих лиц Донне стало известно, что Джули дважды отказалась от свидания с ним, и подруги видели в этом причину ее раздражения. Девушки вполне серьезно каждый день ожидали их примирения и даже помолвки. Но как все это было далеко от истины!

В тот же день вечером Джули решила с работы отправиться прямо к Саманте, как она уже неоднократно делала раньше, о чем по телефону предупредила родителей. Какое облегчение побыть с человеком, который знал о ее связи с Мануэлем, перед кем не нужно притворяться, уклоняясь от вопросов и неловко отмалчиваясь.

Поужинав, Бенедикт, Саманта и Джули перешли в гостиную, где, устроившись в удобных мягких креслах возле бутафорского камина, не спеша пили кофе. В комнате там и сям были расставлены незаконченные картины и, необходимые художнику принадлежности. Было тепло и уютно, и Джули заметно успокоилась.

Некоторое время Бен с задумчивым видом смотрел на нее, а потом сказал:

— Сам говорила мне, что ты знакома с Мануэлем Кортесом?

— Это правда, — вздохнула Джули. — А ты его знаешь?

— Боже праведный, конечно, нет! Но мне любопытно, как ты с ним познакомилась… Джули, дорогая, я смотрю на все глазами художника, и мне кажется, что у Мануэля Кортеса такое лицо, которое я охотно перенес бы на полотно. В нем что-то есть, в его лице… Мне трудно описать это словами, но я мог бы изобразить его как конкистадора… или, возможно, тореадора! Кто знает! Но ты, конечно же, не могла не заметить исходящее от него обаяние; или, быть может, это только напускное, предназначенное для сцены?

— Бен! — вмешалась Саманта. — Обязательно ли касаться этой темы? Ведь я просила тебя…

— Не беспокойся, Саманта, — улыбнулась Джули. — Я не упаду в обморок, ничего подобного.

В действительности Джули хотелось говорить о Мануэле. Разговор помог бы смягчить душевную боль, терзавшую ее весь день.

Днем она тешила себя несбыточной надеждой, что Мануэль, возможно, как-то даст о себе знать. Ведь ему в конце концов известно, где она работает и где живет. И если он по каким-либо причинам не мог приехать сам, то есть Хосе. Но теперь стало ясно, что у него не было подобных намерений.

— Я в самом деле заметила то, о чем ты говоришь, — проговорила Джули, обращаясь к Бенедикту. — Я встречала несколько красивых мужчин, но у Мануэля есть что-то большее, чем просто привлекательная внешность, и, мне кажется, ты прав. Какое-то превосходство. — Джули сдвинула брови. — Ему пришлось нелегко в жизни. Но он победил. Возможно, теперь все это его тяготит.

— На меня он не произвел такого впечатления, — состроила гримасу Саманта — Он всегда казался мне скорее слишком самонадеянным.

— Бесспорно, это у него есть, — сказал Бенедикт серьезно. — Но, безусловно, чрезвычайно трудно человеку его происхождения стать знаменитым в столь молодые годы.

— Ну, ты нагоняешь на меня тоску, — заметила Саманта, — И тебе совершенно не нужна модель для картины, о которой ты толкуешь. Уже достаточно изображено на полотнах высокомерных испанцев с властными лицами.