Нинель Языкова - Фрейд, нежные лапки

Кот ждал Германа, точно это он был его хозяином, а не Кира. Его кошачье чутье не подвело и на этот раз. Он сразу сообразил, что Герман сюда пришел не на один вечер, а надолго.

И какое сожаление выражала его морда, когда они поздно вечером провожали Германа домой, в соседнюю дверь по площадке. Словно ему не хотелось, чтобы Герман их покидал.

Впрочем, и Кире этого не хотелось. Но, что поделаешь? Она ведь не могла сама вешаться ему на шею? Собственно, Кира была счастлива и так. Пусть всё идёт, как идёт. Зачем торопить события? Она должна хорошо его узнать, прежде, чем решиться на что-то большее, чем скромный поцелуй.

Ей самой не хотелось быстрых отношений. Вдруг она разочаруется? А так у неё сердце бьётся и трепещет от приятной неизвестности. И лучше уж трепетать в ожидании чуда, чем сидеть у разбитых в пух и прах надежд.

Хотя, чего греха таить, Кирке очень хотелось узнать, что же собой представляет Герман, как мужчина. Наверное, у такого красавчика женщин было немало.

Но об этом они с Германом не разговаривали почему-то. Он у неё не спрашивал о её личной жизни. Спросил в самом начале их отношений, и всё. А она стеснялась его спросить. Навела справки у Малаши. Та сказала, что он не женат и не был, и детей у него тоже нет. А больше она о нём и не знала. Да и некогда ей было о нём узнавать, потому что у самой голова была забита совсем другим объектом — Тони. И ей не до Германа. Ну и хорошо. Спасибо и за это.

Начиналась какая-то семейная идиллия, которая затягивала Киру всё больше и больше. Она стала привыкать к этому. А что здесь удивительного? К хорошему быстро привыкаешь.

Кира была вся в этих своих мыслях. Она думала о Германе, выстраивала в уме план разговора-признания, и, конечно, не заметила громилу, который, пряча лицо в воротник, а голову под шапкой менингиткой, шел за ней следом прямо от её офиса.

Во дворе было темно. На лавочке не сидела ни одна бабулька. Кто же будет гулять в такую погоду? Кира подняла голову и посмотрела на свои окна. Они были темными, и силуэт Фрейда в них не просматривался.

«Каждый вечер я сижу на окне и жду свою Кису. Это мой обзорный пункт. Она даже не догадывается, что я за ней всегда наблюдаю. Вот и сейчас я вижу, как эта торпеда несётся на всех парах домой. Интересно, это она бежит меня кормить, или просто замерзла? А это ещё кто за ней крадется? Я чувствую, у него плохая аура. Никакой радужной оболочки, сплошная темнота. Эй, Кирюха, оглянись! За тобой бычара гонится! Ты что делаешь, гад? Ой! Ой! Ой! Караул! Избивают! На помощь!»

Кира подходила уже к своему подъезду, как неожиданно почувствовала сильный толчок. Вернее, это был даже не толчок, а мощный рывок, потому что сумка была вырвана с корнем, а ручки от неё остались у Киры в левой руке. Мало того, этим рывком Кира была сбита с ног. Всё произошло, буквально, за считанные секунды.

Сначала её, как лепёшку, подкинуло вверх, а потом она шлёпнулась, как настоящая квашня, на асфальт всеми точками прикосновения: коленками, ладонями и носом. Отчего очки отлетели и разбились на мелкие осколки, колготки были порваны, колени разбиты в кровь и саднили.

— Блин, — ругнулась Кира и в сердцах добавила. — Ах, чтоб тебя перевернуло и гэпнуло, уродина такая! Чуть руку не сломал, зараза. А, может, сломал?

Левая рука в сгибе у ладони так заболела, что Кира подумала, что действительно сломана. Ко всему прочему, норковый берет слетел с головы и приземлился в самую настоящую муляку под деревом, а Кира оказалась сидящей в колдобине, которую буквально минуту назад перепрыгнула, чтобы не вступить в неё.

Лоб и подбородок тоже были содраны, но чуть-чуть. Кире всё-таки удалось сгруппироваться в полёте. Хорошо, что на руках были перчатки. Они, правда, после падения превратились в кожаные лохмотья, но верно спасли ладони от ранения.

Рука так болела, что Кира ничего не соображала. Она, сидя на мокром и холодном асфальте, прижала свою раненную руку к груди, словно куклу, и баюкала, стараясь успокоить боль.

Звонок мобильного телефона отрезвил на мгновение и привёл Кирку в чувство. Хорошо, трубка была в кармане пальто, а не в сумке, которая пропала вместе с бандитом, как страшное видение.

— Да, — еле прошептала Кира, так как полёт гордой птицы подкосил её силы под корень.

— Что с тобой, — заволновался Герман, чувствуя по интонации, что что-то случилось.

— Меня ограбили.

— Кто?

— Герман, что за дурацкий вопрос? Мне надо было спросить его имя и адрес проживания? — От боли Кирка начинала злиться.

— Ты сейчас где? — Голос Германа от волнения стал ниже на октаву.

— В колдобине под лавочкой у подъезда.

— Что, прямо голой попой в грязюке?

— Прямо голой попой.

— Немедленно встань. Ещё не хватало простудиться и заболеть. Или ты не можешь?

— Да, могу. Только рука сильно болит, и всё в тумане. Очки разбились, и я, как великий слепой. — Кира вообще-то была сильной женщиной. Турпоходы закалили её ещё с детства. Но теперь, когда у неё появился мужчина, ей захотелось стать слабой. Поплакаться. Прижаться к крепкому плечу. Прислониться к опоре.

— Стой и никуда не двигайся, — скомандовал Герман. — Я уже рядом, Видишь, фарами мигаю?

Кирка ещё только вставала из лужи, когда джип Германа въехал во двор, осветив перепачканную Киру. Дверца громко хлопнула, и не успела Кира моргнуть, как Герман был уже рядом.

— Кирочка, дорогая, что случилось? Ты ушиблась? Где болит? — Миллион вопросов зазвучало из уст парня.

— Болит всё, — усмехнулась Кира. Надо же, стоило переломаться, как сразу стала дорогой, подумала Кирка. — Особенно рука. Я, наверное, её сломала, когда падала.

— Немедленно в больницу.

— Герман, но я ничего не вижу. Вся грязная, колготки в дырках. Куда я такая поеду?

— Во всяком случае, не в театр, а в травмпункт. Там все такие.

— Откуда ты знаешь?

— Догадываюсь. Неужели ты думаешь, что человек, который поломал ногу, сначала идет домой переодеться, а потом только к врачу?

— Но у меня в глазах сплошной туман.

— Ничего, я буду твоим поводырем. Всё. Хватит болтать и мёрзнуть. В машину, — решительно сказал Герман, и бережно поддерживая, повел Киру к джипу. Берет у неё в руке был не шикарной норкой, а драной мокрой кошкой.

Кирка слегка прихрамывала, причем на обе ноги, так как колени были не только ушиблены, но и содраны и больно саднили. Шла она, можно сказать, на ощупь, потому что в глазах были и туман, и слезы. Толи от досады, что всё так не вовремя случилось, толи от радости, что Герман так о ней заботился. Кирка понять не могла, поэтому всё своё внимание сосредоточила на руке. А та болела нестерпимо.

«Точно, сломана. И вот так всегда. Вместо разговоров-признаний, пикирующий полет в колдобину».

Герман, как заправский водитель, вырулил на улицу Победы и помчал свой автомобиль так быстро, как смог в это время. А время было не очень удачное, конец рабочего дня. Пробки. Но всё равно. До больницы они добрались мгновенно, словно ехали на «Скорой помощи». Он так ловко управлял джипом, что можно было подумать, это Запорожский Шумахер. Водители, будто чувствовали, что им нужно уступать дорогу.