Пенни Джордан - Вновь любима

Его отказ больно ранил ее, и отчасти она признавала, что заслуживает такого отношения: уж слишком глупо было с ее стороны слепо поверить его любовным клятвам, данным в порыве страсти. Для него она стала лишь легким развлечением, вот и все. Он видел в ней глупенькую наивную девушку, с которой приятно провести летние месяцы, ненадолго расслабиться перед началом серьезной взрослой жизни.

Холли содрогнулась, все в ней переворачивалось от отвращения к самой себе, стоило только припомнить собственное поведение… не тогда, когда она узнала о его решении уехать, а задолго до того, когда отдалась ему с таким безрассудством и радостью, когда трепетала от его прикосновения, плакала от наслаждения в ту первую ночь, проведенную с ним, ощущала жар его сильного тела, рвущегося в ее сокровенные глубины, умоляла прижать к себе крепче и заполнить ее всю пульсирующей мужской плотью.

Она отдала ему всю себя без остатка. Ни разу ей не пришло в голову, что она совершает ошибку, не скрывая от него своих чувств, показывая свою полную зависимость от него, и физическую, и эмоциональную, о чем позже она могла бы пожалеть.

Нестерпимо стыдно вспоминать абсолютное подчинение, телесное и духовное, чужой воле. От одной только мысли об этом все ее тело напряглось, словно протестуя против проявленной когда-то слабости. Холли торжественно поклялась, что никогда, никогда больше не допустит такого предательства по отношению к самой себе!

— Холли, ты себя хорошо чувствуешь?

Встревоженный голос Джона вывел ее из задумчивости. Она огляделась и поняла, что концерт уже кончился. Публика зашевелилась, зал наполнился шумом приглушенных разговоров и сдержанным покашливанием. Послышался скрип отодвигаемых кресел на деревянном полу, показавшийся Холли ужасным скрежетом. У нее возникло странное чувство: с нее словно содрали кожу, звуки и цвета действовали раздражающе, словно все ее нервы были обнажены.

Ей очень хотелось кивнуть в ответ и сказать Джону, что она действительно плохо себя чувствует и не в состоянии остаться на ужин, но гордость не позволила ей так поступить. Уйди она сейчас, как это будет выглядеть? Что о ней подумают? Наверняка кое-кто сопоставит факты и догадается, что она сбежала с приема, испугавшись встречи с Робертом.

— Да… нормально, — солгала она. — Просто голова немного болит, и все.

Холли неуверенно встала — высокая светловолосая женщина, внешне совершенно спокойная. Казалось, она не замечает устремленных на нее любопытных взглядов и не понимает, почему является центром внимания.

А вот ее спутник замечал все и гордился тем, что удостоился чести сопровождать такую прелестную женщину. В сотый раз Джона охватило жгучее разочарование оттого, что он не может найти путь к ее сердцу, сломать барьеры, которыми она себя окружила, заставить ее увидеть в нем мужчину, а не только хорошего друга. Ее постоянно окружал ореол холодной недоступности и затаенной печали, прячущейся в прекрасных глазах. Загадка, скрывающаяся за внешней сдержанностью, манила и завораживала Джона. Безупречное самообладание Холли, ее вежливая манера держаться, не допускающая ни малейшей фамильярности, доводили его до безумия. Временами ему отчаянно хотелось разбудить эту спящую красавицу, растрепать жадными пальцами ее безукоризненную прическу, увидеть припухшие от его поцелуев губы, изнемогающие от любви глаза, услышать учащенное биение ее сердца, порой он с трудом подавлял острое желание броситься к ней и заключить в объятия. Однако он не питал напрасных иллюзий и знал, что наткнется на глухую стену равнодушия, знал, что его страстный порыв останется без ответа.

Существуют женщины, как, впрочем, и мужчины, холодные по натуре, не испытывающие сексуального влечения к противоположному полу. Однако, несмотря на сдержанную отчужденность Холли, Джон не считал, что она принадлежит к их числу. Она, скорее, похожа на испуганного ребенка, который однажды обжегся и с тех пор боится огня.

Джон дотронулся до руки Холли, чтобы привлечь ее внимание: к ним приближалась группа людей.

Холли повернула голову и оцепенела. Радостно улыбаясь, к ним направлялась хозяйка вечера, а за ней, беседуя с какими-то незнакомыми мужчинами, шли Роберт и… Анджела.

— Холли, дорогая, вот ты где! Ты помнишь Роберта Грэма? Ах да, ну конечно же, твой брат Пол дружил с ним в детстве, не так ли? Разумеется, ты слышала, что Роберт купил «Усадьбу»? Я уговариваю его предоставить нам внутреннюю галерею для выступления ансамбля камерной музыки. Это было бы просто чудесно! Более подходящего места и не найти.

— Только не сейчас, — услышала Холли голос Роберта. — Галерею подтачивают древесные жучки. Когда они закончат трапезу, галерея рассыплется в прах, и хорошо, если в этот момент там никого не окажется.

Все рассмеялись. Анджела крепче прижала к себе руку Роберта, всем своим видом показывая, что имеет на это право. Неужели она не понимает, как смешно выглядит — в ее-то возрасте? — возмутилась Холли. Ведет себя как развязная девчонка. Конечно, уродиной Анджелу не назовешь, но… Прекрати, оборвала себя Холли, прекрати немедленно!

Она с трудом растянула губы в любезной улыбке, которую научилась изображать на лице в тех случаях, когда ей приходилось выступать в роли преуспевающей деловой женщины девяностых годов. Это была спокойная, холодноватая улыбка, означавшая примерно следующее: «Да, я знаю, что добилась успеха, и… да, я знаю, что привлекательна. Кроме того, я достаточно уверена в себе, чтобы хладнокровно относиться к этим двум достоинствам, не испытывая потребности воинственно размахивать ими, как знаменами, перед носом тех, кому меньше повезло».

Холли поймала на себе снисходительный взгляд Анджелы. Эта кокетка тоже улыбалась — довольной, чувственной улыбкой. Похожа на кошку, наевшуюся сметаны, мелькнуло в голове у Холли. Она словно говорит: «Да, я настоящая женщина, а он настоящий мужчина и принадлежит мне».

Стараясь не смотреть на Роберта, Холли произнесла как можно спокойнее:

— Привет, Роберт.

— Холли…

Никакого упоминания об их случайной встрече, об успехах Холли в мире бизнеса… о превращении застенчивой девочки в преуспевающую светскую женщину!.. Но чего она ожидала? Что он, едва взглянув на нее, объявит во всеуслышание, что все эти годы сожалел об их разрыве, что никогда не переставал любить и желать ее? Ну не глупость ли?

Тронув Джона за рукав, Холли извинилась перед подошедшими, сказала, что буквально умирает с голоду и хочет поскорее попасть в буфет.

Все кончено, навсегда, и уже давно, еще десять лет назад. Нет никакого смысла в том, чтобы продолжать по-прежнему мучиться… абсолютно никакого. Тогда почему она так страдает?