Кэрол Боголин - Игра в любовь

— Возможно, ты прав, — сказала Робин.

Расставляя на столе тарелки, которые подавал ей Майкл, она думала о своем неожиданном открытии. Ей очень нравились его остроумные и веселые рассказы. И все же странно… Оказывается, хмурый и суровый тренер Майкл Райан и юморист Патрик Райан — один и тот же человек? Робин повернулась к нему и засмеялась.

— Знаешь, это фантастика.

— Просто мне нечем больше заняться в межсезонье. — Он пожал плечами.

И ей опять показалось, что Майкл ужасно одинок.

Утолив голод, Робин попросила:

— Расскажи, как ты пишешь.

— Это начал мой отец. Он был влюблен в спорт, хотел стать футболистом, играл в гольф, увлекался рыбной ловлей. Отец рассказывал, что в детстве он очень часто болел. Болезни дали осложнения, поэтому у него было слабое сердце. По словам отца, его первые литературные опыты — довольно резкие заметки о школьных командах — не отличались высокими достоинствами, и ему даже в голову не приходило публиковать эти опусы. Но вскоре его язвительные комментарии стали превращаться в юмористические рассказы о спорте. Кое-что в них было основано на реальных фактах, кое-что — нет. Наконец он решился отправить несколько рассказов в спортивный журнал. Так началась его писательская карьера. После смерти отца я продолжил его дело под тем же именем. Конечно, пока мне до него далеко, но я, кажется, справляюсь.

«Еще как», — подумала Робин.

— Ты пишешь и для журнала «Жизнь на природе»? — спросила она.

— Да, как раз сейчас собираюсь. У меня есть одна идея. Рыбацкая история. Один рыболов вечно привирает, говорит, что поймал огромную рыбину, но она сорвалась. И как-то он действительно вытащил такую рыбу, но…

Майкл на ходу сочинял рассказ о злоключениях бедолаги-рыболова, отправившегося похвастаться своим уловом. Когда главный герой наконец-то добрался до кабачка, где его поджидали друзья, у него в руках в качестве доказательства остался один плавник. Робин хохотала до слез.

Потом они убрали со стола посуду, и Майкл вышел во дворик, чтобы загасить угли. Робин же понесла кофе в кабинет. К ее удивлению, он оказался очень уютным. Компьютер и письменный стол стояли у окна, выходящего на бассейн. Обшитые дубовыми панелями стены были увешаны семейными фотографиями и изображениями звезд бейсбола. На одном из снимков был запечатлен Майкл в зените своей славы.

Робин вышла во внутренний дворик. Полюбовавшись мерцающей в свете фонарей бирюзовой гладью бассейна, вернулась в кабинет. И вдруг зевнула. Она никогда столько не ела по вечерам. Минуту спустя она снова зевнула — на нее навалилась дремота.

— Устала? — спросил Майкл.

— Не очень.

— А я думаю, что очень.

В следующее мгновение она почувствовала, что Майкл обнимает ее за плечи. Робин прикрыла глаза и прижалась к его могучей груди.

Ее родители умерли пять лет назад. Она уже забыла, что такое участие и забота, но сейчас таяла в объятиях Майкла; ей хотелось расплакаться от счастья. Столько лет она несла бремя одиночества, но вот вдруг поняла, что уже не одинока.

Почувствовав, что губы Майкла коснулись ее макушки, Робин прикрыла глаза. Медленно, словно погружаясь в чудесный сон, она повернула голову и уткнулась в его грудь. Ей показалось, что она слышит гулкие удары его сердца. Когда же Майкл взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза, она, счастливая, улыбнулась.

Он покрывал ее лицо поцелуями. Он целовал ее снова и снова. Она была такая женственная и такая очаровательная… Совсем как маленький пушистый котенок.

Потом его руки обвили ее тонкую талию, и их губы слились в поцелуе. Он целовал Робин как бесценное сокровище, он наслаждался вкусом ее губ. И она, отвечая на его поцелуй, все крепче к нему прижималась.

Неожиданно он подхватил ее на руки и подошел к кушетке. Усевшись, пристроил девушку у себя на коленях.

— Я скоро отвезу тебя домой, детка.

Приятная дрожь охватила Робин. Она принялась целовать его, и после каждого поцелуя душа ее трепетала, точно крылышки бабочки под весенним ветерком. Она всем сердцем стремилась к Майклу.

Очарованная этими мгновениями, Робин покачивалась на коленях у Майкла и, поглядывая на него, улыбалась. Склонившись над ней, он снова ее поцеловал, а потом его язык скользнул меж ее губ. Она ответила ему тем же и тотчас почувствовала, как он вздрогнул.

— Господи, — пробормотал Майкл, — где ты этому научилась?

— У тебя, — прошептала она. — Только что.

Чуть отстранившись, он заглянул в ее темные глаза — она смотрела на него с любовью и нежностью. Он застонал и уткнулся лицом в ее плечо. Вдыхая знакомый сладковатый запах, Майкл все крепче прижимал к себе Робин. Он чувствовал: если она его отвергнет, от этого удара ему уже не оправиться. А ведь он так спокойно жил в коконе одиночества — жил все эти годы.

— Пора. — Майкл наконец поднял голову. — Я отвезу тебя домой. У тебя завтра трудный день.

— М-м… — Она прикрыла глаза.

Он усмехнулся и поднялся с кушетки, все еще держа Робин на руках. Когда же ноги девушки коснулись пола, она повисла на плечах Майкла.

— Робин, проснись. — Он стиснул зубы.

Она подняла на него заспанные глаза.

«Нет, хватит страстных объятий и жарких поцелуев…» Стараясь стряхнуть с себя наваждение, Майкл осторожно подталкивал девушку к двери.

Он усадил Робин в машину и пять минут спустя остановился у ее дома. Фонарь над парадной дверью казался огнем маяка. Нет-нет, и речи быть не может о том, чтобы провожать ее дальше. И уж конечно, никаких поцелуев, не то его интерес к ней станет очевидным. Он повернулся и увидел, что Робин тянется к нему.

— Спасибо, Майкл. — Она улыбнулась. — Это был чудесный вечер. — Легкий поцелуй служил тому подтверждением.

«О Боже, как трудно с ней расстаться!» Майкл осторожно обнял ее и тотчас же отстранился.

— Спокойной ночи, Робин. Приятных сновидений.

Он смотрел, как Робин поднимается по лестнице и проходит по узкой террасе. Наконец она скрылась за дверью, и Майкл тяжко вздохнул. Мать наверняка отчитала бы его, если бы узнала, что он не проводил девушку до двери. Но в этом случае он все-таки прав. Лучше показаться невоспитанным, чем оказаться в квартире у Робин и…

Вернувшись домой, Майкл позвонил матери.

— Привет, мама!

— Майкл?! Как я рада тебя слышать. Что-нибудь случилось?

В глубине души он иногда упрекал мать, привившую ему строгие моральные принципы. Но повинна в его бедах была не мать, а другая женщина, над этими принципами посмеявшаяся.

— Все в порядке, мама. Просто я хотел сказать, что очень люблю тебя.

— И наконец, последний. Но последний — не значит худший…

— Послушай, Сэл…

— Спокойно, Фил, все будет замечательно.