Элайн Кофман - Лишь небеса знают

— Что именно?

— О его прошлом. Я была совсем маленькой, когда они приехали сюда с Ником.

— Мне тоже не слишком много известно.

— Ты не помнишь, почему они сюда приехали? Я знаю, что Роберт Грэм приходится им дядей со стороны матери.

— Да, это я тоже знаю. После того, как ты уехала в Бостон, Роберт Грэм часто захаживал ко мне на маяк сыграть в шашки.

— А вы никогда не говорили с ним о Тэвисе?

— Разве я был бы тебе хорошим дедом, если бы упустил такую возможность? Так вот, Робби рассказал мне, что у Тэвиса есть четыре брата. Пятый — самый старший, был убит вместе с матерью, когда Ник и Тэвис были совсем несмышленышами. Их крошечную сестренку украли индейцы.

— Индейцы?

— Да, только я забыл, из какого племени. Знаешь ведь, какие дела творились в Техасе.

— Продолжай, пожалуйста, — поторопила старика Элизабет.

— Я должен вспомнить все по порядку. Кажется, отец Тэвиса оставил жену со старшим сыном дома, а сам с пятерыми мальчиками отправился на поиски дочки. Найти ребенка им не удалось, но, вернувшись домой, они нашли мать и брата мертвыми. Если я не ошибаюсь, отец продолжил поиски один — он объездил полстраны, пытаясь выяснить, не видел ли кто белого ребенка среди индейцев. Примерно через год мальчики узнали, что с их отца сняли скальп. Они вынуждены были начать сами зарабатывать себе на жизнь, но дома это оказалось почти невозможно, и один за другим все пятеро разъехались.

Элизабет минуту или две молчала, думая о том, что Тэвис не случайно не хочет жениться, — ведь он не представляет себе, что такое семья. Грустно покачав головой, она спросила:

— А куда же уехали еще трое братьев?

— Где они сейчас, я не знаю. Робби ведь рассказывал мне о них уже давно. Двое, близнецы, насколько я помню, открыли лесопилку в Калифорнии.

— «Близнецы», — задумчиво повторила Элизабет, пытаясь представить себе двух Тэвисов Маккинонов — может, все было бы не так безнадежно, если бы их было двое. Впрочем, получить отказ от двоих еще хуже, и она прогнала глупую мысль. — А третий брат, что стало с ним?

— А вот его историю я как раз хорошо запомнил, потому что она самая удивительная. Маккиноны — шотландцы. Их родители, — и отец, и мать — родились в Шотландии. Отец, как объяснил мне Робби, должен был унаследовать титул, но, так как он умер, наследником стал тот брат, о котором ты спрашиваешь.

— Титул? Какой? — удивилась Элизабет.

— По-моему, герцогский.

— Брат Тэвиса Маккинона — шотландский герцог?!

— Да, если верить Робби Грэму.

— Но ведь Ник и Тэвис старшие — почему же титул унаследовал другой брат?

— Я сказал тебе все, что знаю. Тэвис и Николас заработали денег, чтобы сесть на корабль и приплыть сюда, — он подмигнул ей, — а дальше ты все знаешь лучше меня. Твое сердце, как и прежде, принадлежит Тэвису? Ничего не изменилось?

— Нет, не изменилось, — задумчиво ответила Элизабет и, чтобы не вдаваться в подробности, продолжала: — А почему, интересно, Тэвис не строит корабли, как брат и дядя, а только конструирует их?

— Трудно сказать, почему человек начинает заниматься не тем, а другим. Почему я был капитаном китобойного судна, а не быстроходного клипера? Я могу только догадываться, что выбор Тэвиса связан с тем, что он страдает морской болезнью.

— Морской болезнью? — Элизабет показалось, что она уже слышала об этом однажды от отца, давно, еще до отъезда в Бостон. — Трудно поверить, что такой сильный, крепкий мужчина подвержен морской болезни.

— У сильных мужчин бывают слабые желудки, — ответил Эйса.

— А ты видел когда-нибудь корабль, построенный по чертежам Тэвиса?

— Ты спрашиваешь из любопытства или думаешь, что его корабль может затонуть?

— Из любопытства.

— Видел один или два. Этот парень уже сумел заявить о себе. Его сравнивают с самим Дональдом Маккэем. Я давно слыхал, что шотландцам здорово удается соединять фантазии и инженерную точность, а поскольку эти двое как раз шотландцы, то похоже, что это правда.

— Ты считаешь Тэвиса шотландцем, несмотря на то, что он родился в Америке?

— Конечно, по всем статьям он — американец, но знаешь, мне не раз приходилось иметь дело с шотландцами, — их кровь ничем не разбавишь. Тэвис Маккинон, все равно как копченый лосось заставляет меня сразу же вспомнить о Шотландии.

— А я слышала, что шотландцы очень упрямый, гордый, бедный, подверженный предрассудкам народ, не способный уступить даже здравому смыслу. Может, и Тэвис упрямый от природы…

Тэвис Маккинон действительно был упрям настолько, что не желал отказываться от идеи, в которую верил. Уже несколько месяцев он работал над чертежами корабля нового типа, — корабля с корпусом из железа.

До сих пор корабли делали из дерева, но Тэвис вынашивал совершенно новый проект — судно из дубовых досок с железной, непробиваемой обычными снарядами обшивкой…

Тэвис и его чертежник, молодой шотландец по имени Роберт Макнаб, стояли склонившись над столом и что-то горячо обсуждали. Рассуждения Тэвиса о будущей обшивке из железнодорожных рельсов произвели такое сильное впечатление на Натэниела, что он, забыв о цели своего визита в мастерскую, спросил:

— Ты хочешь сказать, что подобную обшивку невозможно будет пробить из пушки?

— Да, если мы возьмем двухдюймовое железо. На флоте сейчас используются одиннадцатидюймовые орудия, в которые заряжают пятнадцатифунтовые снаряды, а чтобы пробить дыру в таком железе, понадобятся тридцатифунтовые.

— Откуда ты знаешь?

— Пробовал, — как ни в чем не бывало ответил Тэвис.

— О Боже! Тэвис, ты рехнулся. Нормальный человек не станет делать того, что делаешь ты.

— Нормальные люди и не делают открытий.

— Пропади они пропадом, эти открытия! — воскликнул Натэниел.

Тэвис захохотал и принялся сворачивать чертежи.

— Вот потому, друг мой, ты — банкир.

— Почему? Потому что не сумасшедший? Ладно, давай немного пройдемся.

Друзья пошли по затихшей корабельной верфи, прислушиваясь к отдаленному позвякиванию бакенного колокола, а затем, выйдя в город, двинулись по главной улице. Возле церкви было шумно. Присмотревшись, Тэвис заметил работающих на кладбище людей.

— Весенняя уборка, — сказал Натэниел. — Пошли, Тэвис, это место наводит на меня уныние.

Тэвис его не слышал, остановившись возле кованой ограды. Он смотрел на женщину, поправлявшую светлые волосы. Через секунду она надела на голову серый чепец, но ему хватило одного взгляда, чтобы узнать ее — такой цвет волос был только у Элизабет Робинсон. Но что она делала здесь, — среди вдов, старых дев и матерей семейств? Не в состоянии сдержать любопытства, он, повернувшись к Натэниелу, сказал:

— Ты иди, а я тут еще побуду.