Элайн Кофман - Лишь небеса знают

— Но вы ввели в заблуждение и меня, — с трудом выговорила она, — как и все в Нантакете, я считала, что вы просто меня ненавидите.

— Ненависть не имела ничего общего с теми чувствами, которые вы во мне вызывали. Ваши выходки, конечно, бесили, но, приходя домой, я чаще всего начинал смеяться, вспоминая о них. А кстати, мне давно хотелось узнать, что вы предприняли, чтобы смыть с головы красную краску?

— Это была хна, она сама постепенно отмылась.

— Видите, я многое помню.

— Но у вас вид был всегда такой сердитый…

— Милая Элизабет, что мне оставалось. Ну как еще я мог вас остановить? Вы были девочкой, я — взрослым мужчиной, если бы я проявил к вам интерес, что сказали бы люди? Со мной просто перестали бы здороваться и пускать в приличные дома.

Элизабет посмотрела на него так, словно перед ней был белый конь, который казался ей всю жизнь вороным. Прежде чем она успела что-то сказать, Тэвис положил руки ей на плечи и осторожно привлек к себе. Ей показалось, что в его жесте было больше дружеской симпатии, чем чувственности.

— Не спешите винить себя за то, что было, — продолжал он. — Вы не представляете, каким тусклым стало все вокруг, когда вы уехали.

«Хорошо, что он держит меня, иначе бы упала», — подумала Элизабет, чувствуя, как от его слов у нее подкашиваются ноги.

— А после вашего отъезда на меня перестали обращать внимание, благодаря вам создалась определенная репутация в обществе, кроме того, ничто так не льстит самолюбию мужчины, как скандал вокруг него. Без вас я стал таким же, как все, обыкновенным, а это для холостяка смерти подобно.

Тэвис замолчал, и Элизабет, для которой его слова были слаще меда, не удержавшись, спросила:

— И это все?

— Ох! До чего же вы все-таки забавное создание! — расхохотавшись, воскликнул Тэвис — Забавное и восхитительное.

— Извините, но мне почему-то сложно понять вас. Со мной никто так прежде не говорил.

— В жизни все стоит попробовать.

— Вы хотите сказать, что думали обо мне, когда я уехала?

— Вы даже не представляете себе, как часто. Помню, через год или два после вашего отъезда я сделал для себя поразительное открытие.

— Какое?

— Когда вы были здесь я, человек по натуре застенчивый, находился всегда в центре внимания, ничего не предпринимая для этого.

— Не понимаю.

— Вы вносили в мою жизнь разнообразие и веселье, только я сам этого не понимал.

— Уж не хотите ли вы сказать, что я вам нравилась? — спросила Элизабет, отстраняясь и странно глядя на него.

Тэвис чуть было снова не рассмеялся, но неподдельный интерес и преданность, которые он прочитал в ее взгляде, тронули его. Он никогда прежде не целовал Элизабет и не был намерен делать это сейчас, а хотел всего лишь в знак дружбы чмокнуть ее в щеку. Но стоило ему наклонить голову, как она сама нашла его губы своими. Отпрянув в испуге, он увидел в ее глазах стыд и унижение, — выражение, которое помнил с тех пор, когда она была девочкой, и которое уже тогда трогало его.

Забыв обо всем, он снова наклонил голову и на ощупь, будто слепой, отыскал ее рот и накрыл его поцелуем. Чувства, нахлынувшие на него, были сравнимы лишь с теми, что он испытывал, когда его новый корабль спускали на воду. Тэвис знал, что значит иметь цель. Элизабет, перестав быть воспоминанием, стала реальной и почему-то очень желанной для него женщиной.

С того дня Тэвис избегал Элизабет. Только Бекки понимала, как тяжело ее подруге видеть его то с одной, то с другой женщиной. Однажды, когда Тэвис несколько недель подряд увивался за Гарриет Лэндсбери, Бекки сочувственно спросила:

— Элизабет, как ты это выдерживаешь?

— О, это очень легко, — отвечала Элизабет. — Я пью крепкий чай, подолгу гуляю, читаю книги и стараюсь, чтобы у меня осталось как можно меньше свободного времени, отвлечься утомительной работой по дому. Я ложусь спать очень усталая, чтобы побыстрее уснуть. Когда вижу их вдвоем, я подмечаю в ней недостатки. И уж когда мне становится совсем невтерпеж, я подхожу к его пролетке и со всей силы бью по ней кулаком.

— Последнее как раз осуществить легче всего, поскольку эта пролетка всегда стоит напротив его мастерской. А, кстати, ты заметила перемену?

— Какую перемену?

— На их вывеске. Помнишь, раньше на ней было написано: «Маккинон, Грэм и Маккинон?»

— Конечно, — кивнула Элизабет, — а до того как приехали Тэвис и Ник, контора их дяди Руперта называлась просто «Корабельное дело Грэма».

— Ну а теперь это «Маккинон и Маккинон».

— А что, старый мистер Грэм умер?

— Нет, он решил уйти на покой. Он уехал отсюда. Перебрался к Николасу на мыс Код.

— А почему Ник переехал на мыс Код?

— Чтобы быть ближе к своим докам. Они перестали строить здесь корабли. Гавань обмелела.

— Тогда почему Тэвис не уехал с ними?

— Как-то он сказал моему отцу, что может конструировать корабли только в своей старой мастерской. Наверное, для него важна привычка.

— Возможно. У него есть кое-какие привычки, от которых он не желает отказываться, — согласилась Элизабет, вспомнив, как настойчив Тэвис в своем нежелании жениться.

— С тех пор, как китобойный промысел перестал быть выгодным, Тэвис занялся другими кораблями. Мой отец говорит, у него есть идеи, способные произвести революцию в кораблестроении. Только подумай! Тэвис в один прекрасный день может прославиться.

— Сомневаюсь, — ответила Элизабет и замолчала, соображая, с чем связаны перемены в деле братьев Маккинонов.

Возможно, и Тэвису все же придется уехать? До сих пор она не интересовалась его работой на острове Нантакет. Она попыталась вспомнить, как Тэвис и Николас впервые появились в их краях, но это было слишком давно, а она тогда была совсем маленькая…

В тот же день после обеда Элизабет сложила в корзинку еду для деда и отправилась на мыс Бранд. Ей хотелось выговориться самой и задать уйму вопросов Эйсе.

— Черт побери, ослепните мои глаза, если это не моя внучка Лиззи, — радостно воскликнул капитан Робинсон, открывая дверь. — Входи, входи, а то я уж думал, тебе некогда навестить старика.

Встав на цыпочки, Элизабет нежно поцеловала его.

— Ты никогда не станешь стариком, а у меня всегда найдется для тебя время, — ответила она, поглядев на плоскомордых Робина и Тука, уставившихся на нее с дивана.

Пока она доставала из корзины припасы, Эйса вскипятил чайник, и они уселись за стол.

— Это визит вежливости, или тебе есть о чем поговорить со мной? — спросил старик, внимательно глядя на нее.

— Мне почти никогда не удавалось обмануть тебя, — со смехом ответила Элизабет.

— Ну, говори, в чем дело. У тебя снова неприятности с Маккиноном?

— Никаких неприятностей нет, мне просто захотелось узнать кое-что о нем.