Юлия Добровольская - Лиловая подводная лодка

Я отерла лицо — макияж не сильно пострадал. Когда я встретилась в зеркале с собственным отражением, мне стало одинаково и стыдно, и смешно. Посмеявшись и постыдившись, я вышла.

— Олег, — сказала я, не глядя на него. — Давай с самого начала и откровенно… — Я разглядывала глянец маникюра на среднем пальчике с поломанным ноготком. — О себе… Я женщина свободная. И в том числе от страхов, предрассудков и рефлексий. Мне много лет. У меня богатый жизненный опыт. У меня солидный духовный багаж. Поэтому, если я что-то делаю, на что-то иду, что-то выбираю, я делаю это о-соз-нан-но. — Я подняла глаза. Он смотрел на меня серьезно, но как-то… легко.

— Я попросил у тебя прощения. Еще раз — прости. Я тоже свободный мужчина. От многого. Но, как видно, не от рефлексий, как ты это называешь. В данном случае я бы назвал это ответственностью. Понимаешь?.. Я пока не знаю, что меня ждет. Возможно, полное разорение. Это в лучшем случае. В худшем… — Он взял со стола, за которым сидел, надорванный конверт и сложенный лист и протянул мне.

Конверт был чистый, бумага тоже. Я посмотрела и то и другое на просвет — ничего.

— Что это значит?

— Это очень плохая весть, — сказал он.

— Что ты имеешь в виду?

— Это наш с женой условный сигнал. Мы договорились еще очень давно, когда дело свое начинали… Ну, знаешь, насмотрелись тогда и фильмов, и сводок, и процессов… Короче, если что, мы извещаем друг друга вот таким образом.

— Но о чем он должен сказать: получателю что-то грозит или отправителю?

— Хороший вопрос! — Он усмехнулся. — Если лист один, значит, отправителю, если два — обоим, если три, то получателю.

— Но он не по почте отправлен. Как же узнать дату?

— По большому счету, это уже не важно.

— Ну да… — дошло до меня.

— Не важно, но интересно, — сказал Олег. — Так вот. Наш ящик имеет такую конструкцию, что каждая опускаемая в него корреспонденция падает на предыдущую. Это… — Он сделал жест в сторону конверта и бумаги. — Это лежало между прошлой пятницей и нынешним понедельником. Она по… она умерла в воскресенье.

— А как вы предполагали доставлять сигнал?

— Тоже хороший вопрос! — Олег снова усмехнулся. — Если есть возможность, доставить самому, если нет — курьером.

— А где ваше… ну, ваше дело?..

— Где расположено наше производство?

— А у вас производство?..

— Да. У нас… Впрочем, не важно пока. Так вот, оно здесь, в пригороде. А это — один из офисов. В нем уже не было большой нужды, и мы его прикрыли пару месяцев назад. Все ключи только у меня. Главный офис там, откуда я еду. Моя жена оттуда родом, там же ее дядья и брат, которые участвовали в деле…

— И которые тебя обобрали?

— Да. Так вот, она оттуда порой неделями и месяцами не выезжала. Я с прошлой среды был на выставке в Москве и должен был вернуться только в нынешний четверг, она это знала. Тем не менее каким-то образом она привезла или переправила этот пакет сюда за день-два до гибели. А в воскресенье вечером позвонил ее брат и рассказал о произошедшем… Похороны были в среду. В четверг утром я двинулся сюда.

— А как она?..

— Якобы… повесилась. В подвале. В бойлерной. В нашем… в своем доме. Мы когда-то большой дом построили там, она в нем и жила последние года три. Там места красивые… очень красивые…

— Одна?

— Жила? Одна. Кто-то был у нее… но не слишком легально. У него семья…

— Так ты хочешь сказать?..

— Честно, я настолько туп в детективно-дедуктивном аспекте… Я ничего не могу сказать, потому что мне ничего не ясно, что касается ее гибели. Она была формальным директором. Брат младший — фактическим. Оба дядьки ее вроде снабженцев, но контролировали абсолютно все. Я был… что-то наподобие отдела договоров в одном лице: переговоры, контракты и всякая всячина представительская. Наши с ней проценты начали волновать родственников несколько лет тому назад. Они все пытались устроить перераспределение. Хотя пришли в уже раскрученное дело… На наши деньги раскрученное и нашими силами. Нам просто стало не хватать людей, решили, что свои лучше чужих. — Он достал сигареты и спросил меня: — Можно? — Я тоже закурила. — Когда мы с ней развелись, то договорились, что все остается по-прежнему. Я рассказывал тебе в общих чертах… Она не возражала. Ну а они, видимо…

— Неужели можно убить родную сестру и племянницу из-за денег? Нет… я знаю, можно и за бутылку водки убить… Но они-то не того уровня, я так понимаю?

— Она из странной семьи. Очень странной. Я ничего не знал о ней, когда мы познакомились. Меня смущало, конечно, что она с родителями не контачит: ни меня с ними не знакомила, ни на свадьбе их не было.

— Ну ты-то в дело родственников брал — видел же, что за люди.

— Видел. Хваткие мужики, сметливые, шустрые. Башка на месте. То, что нам в то время и нужно было. Крутились, живота не жалели. Потом, когда выплыли на ровное течение, приосанились…

— …Времени много свободного появилось. Осмотрелись они и призадумались…

— Да. Так и получилось.

— А следствие было?

— Вроде было. Все всем вроде бы очевидно. Она попивала… в последнее время особенно. Никто не сомневался в том, что это… суицид.

— А ты веришь?

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Но как же ты все это тогда оставил, если допускаешь убийство?

— Вот это — главный вопрос. Давай позже продолжим. У тебя есть выход в Интернет?

— Ай, все руки никак не дойдут модем купить… Дочь ругает…

— Я возьму модем и подключу тебя. Надо бы почту проверить, но… тут электричества нет. Кстати, офис этот — единственное, что на меня было оформлено из недвижимости.

— А они не будут тебя?..

— Это такие копейки по сравнению с тем, чем они завладели! Они, наверно, и не помнят о нем. Мы с женой им занимались — и выбирали, и покупали, и ремонтировали.

— Тут же две квартиры! Ну это ж не меньше чем… боюсь предполагать, я тупая в этих делах… тысяч сто?

Олег засмеялся.

— Однажды в третьем классе на уроке арифметики учительница писала на доске задание и транслировала его вслух. И вот она диктует… мы тогда деление больших чисел с нулями проходили… диктует: сто тысяч… Тут я как свистну! От неожиданности… Такая вот реакция на большое число. Анисья Трофимовна… это учительница первая моя, оборачивается. Я, поняв, что произошло, смотрю на нее выжидающе, и тут Людка, моя соседка по парте, говорит: это я, Анисья Трофимовна, я больше не буду. Ну, та укоризненно покачала головой, и все. Пронесло. Я Людке потом говорю: что это ты решила меня выгораживать? А она: тебя бы из класса выгнали, а меня нет… Она отличница была. — Олег помолчал. — Так вот, если я скажу, сколько это стоит теперь, свистнешь ты.

— Не говори! Потом… Ничего же себе они тебя обобрали, если это — копейки!

— М-да.