Маргарет Мур - Двенадцатый день Рождества

— Что за глупость вы несете? Ваш дядя ни словом не обмолвился об отмене контракта.

— Тем не менее кое-что изменилось, — недрогнувшим голосом заявила Жизель, не обращая внимания на его угрожающий вид. — Дядюшка предоставил мне право выбора.

— Что?

— По-моему, я изъясняюсь достаточно понятно. Мой дядюшка милостиво разрешил мне отказать вам, если я сочту вашу кандидатуру неприемлемой.

— В жизни не слышал ничего более нелепого! — не меняя позы, воскликнул Майлс.

— Однако представьте, что это именно так, — твердо проговорила Жизель.

И тут произошло то, чего она менее всего ожидала: выражение лица сэра Майлса смягчилось, плечи поникли, глаза оторвались от ее лица и уставились в пол.

— А вы, как я полагаю, находите мою кандидатуру неприемлемой? — тихим голосом спросил он. — Даже более неприятной, чем мои подарки?

Жизель уже хотела подтвердить его предположение, но перемена, произошедшая с Майлсом, снова обескуражила ее.

Да что же он за человек? Только что гордый и неприступный — и вдруг исполняется тревоги и почтения… Какая же маска истинная?

Помедлив, она сказала:

— Ну, я не назвала бы вас неприятным. У вас, несомненно, красивая внешность и достойные манеры. Дело в другом: на сегодняшний день я просто не готова к вступлению в брак, а уговор с дядюшкой дает мне определенную отсрочку и надежду хотя бы ненадолго сохранить независимость.

Обойдя вокруг стола, Майлс остановился позади Жизель и провел длинными пальцами по спинке ее кресла.

— Скажите, пожалуйста, миледи, ваше нежелание выходить замуж не имеет отношения лично ко мне? — тяжело вздохнув, спросил он.

Жизель встала, опустила узкую прохладную ладонь на его руку и мягко произнесла:

— Нет, к вам я не испытываю неприязни. — Помолчав, она добавила: — И простите меня, я вела себя грубо и дала волю эмоциям… Сегодня утром я хотела поговорить с вами и обо всем рассказать, а теперь вот не знаю, с чего начать… Видите ли, сэр Майлс, я очень долгое время жила на воспитании у одной очень строгой дамы, правда, не находила тяжелым свое пребывание в ее доме, ибо имела много подруг. Но одна за другой они повыходили замуж — и как будто умерли для меня. Больше я их не видела и не имела от них вестей. Размышляя о причинах, которые удерживали их дома, я пришла к единственному мнению: им запрещали мужья. Теперь вам будет легче понять, почему я не стремлюсь попасть в такую же клетку… И вот я узнаю, что дядюшка просватал меня без моего ведома — еще тогда, когда меня не было в замке.

На губах Майлса появилась печальная улыбка.

— Полагаю, на вашем месте я бы тоже расстроился, — сказал он. — Если бы моей судьбой распорядились в мое отсутствие…

Девушка покачала головой.

— Я не просто расстроилась, сэр Майлс, — я пришла в ярость. Мне было известно, что юридически меня никто не может заставить выйти замуж против моей воли, и посему я решила договориться с дядей о том, что, если справлюсь с заботами по приему гостей в течение двенадцати рождественских дней, тогда он предоставит мне право выбора.

— А вы еще полны решимости отказать мне? — спросил Майлс, и на лице его появилось странное выражение, от которого сердце Жизель на мгновение замерло: она поняла, что снова обманулась.

Все то время, пока девушка говорила, Майлса не покидала уверенность, что, прояви он побольше выдержки и не спугни момент доверительности, который возник между ними, нелепое упрямство Жизель будет сломлено. Сначала он действительно пришел в замешательство, но сейчас понял, что его опасения лишены основания. Главное — действовать решительно, но продуманно, и тогда все встанет на свои места.

Жизель с сомнением смотрела в его глаза и уже хотела было что-то сказать, как вдруг он обнял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал, рассчитывая, что после этого она раздумает отказывать ему.

Губы ее были такими мягкими, такими сладкими на вкус, что все мысли исчезли из головы Майлса.

Понадобилась вся его воля, чтобы вовремя прервать поцелуй — достаточно долгий, по его мнению, чтобы доказать будущей невесте, на что он способен. Чуть отстранившись и переведя дыхание, Майлс прошептал:

— Простите, миледи, над моей выдержкой одержала победу ваша…

— …глупость? — гневно договорила за него Жизель и быстро отошла в сторону; на лице ее застыла маска презрения. — Неужто вы всерьез считаете меня не способной распознать притворство? Вас выдали глаза. Так вот знайте — теперь я не выйду за вас даже в том случае, если во всей Англии не останется больше мужчин!

На мгновение Майлс остолбенел, а она, не давая ему опомниться, продолжала:

— За кого вы меня принимаете? За скудоумную девчонку, способную мгновенно растаять от объятий и променять собственную свободу на вашу неземную красоту? Неужели вы думаете, что несколько слов наедине под ночным небом и один-единственный поцелуй могут подчинить меня вашей воле?

За кого ты себя принимаешь, сын мой? Резкие слова отца, которые Майлсу приходилось слышать много раз, настолько отчетливо прозвенели в его ушах, что он едва сдержался, чтобы не закрыть их ладонями.

С удивительной стремительностью он подскочил к Жизель и снова схватил ее за плечи, впившись сверкающими глазами в бледное лицо, на котором мгновенно отразился испуг.

— Мне безразлично, чего вы хотите, а чего нет, миледи, — хрипло заговорил он. — Брачный контракт составлен, и я твердо намерен его подписать! И еще запомните: Майлс Бакстон никому не позволит относиться к себе с презрением — даже вам!

Осознав, что держит ее слишком крепко, он опустил руки и попытался говорить спокойнее, скрывая злость и боль, терзающие его душу, а девушка принялась растирать ладонями плечи.

— Советую вам, леди Жизель, хорошенько запомнить мои слова. Мы оба — и я, и ваш дядя — понимаем всю выгоду нашего с вами брака, и ни один из нас не допустит, чтобы он не состоялся.

— А как насчет любви, сэр Майлс? — с усмешкой поинтересовалась Жизель. — О ней я пока что не услышала ни единого слова. Или это чувство выше вашего достоинства? Как бы то ни было, я заявляю вам, что ни за что не смогу полюбить такого лицемера, как вы!

— Судя по поцелую, я бы этого не сказал, — надменно произнес Майлс и вновь заключил ее в объятия. Девушка отчаянно пыталась высвободиться, но он упорно не разжимал рук. Голос его перешел в хриплый шепот: — Так, значит, без любви замуж вы не выйдете? В таком случае обещаю вам, моя самонадеянная леди, что, прежде чем наступит двенадцатый день Рождества, вы полюбите меня со всей страстью, на которую только способны.

С этими словами он оттолкнул изумленную Жизель от себя. С минуту она смотрела на него в упор, потом глаза ее сузились.