Элизабет Харбисон - С тех пор, как ты вернулась…

Этот нарочито легкомысленный тон никак не вязался с его состоянием.

Винс покачал головой и пошел рядом.

— Я что-то не понял. Сегодня что, первое апреля? — Он мельком взглянул на часы. — Да нет, вроде май. Что происходит? Тебе действительно нехорошо или ты решил надо мной подшутить?

— Все нормально. — Энди похлопал Винса по плечу. — Просто я только что видел женщину, очень похожую на Лору. Сходство удивительное. Но я так и не решился подойти к ней, и она упорхнула.

Или я дал ей уйти, подумал он. Ведь я испугался. Я не захотел узнать правду.

— Но ведь это не могла быть Лора. Прошло уже больше года…

— Год и три месяца, — кивнул Энди. — Я знаю. Я еще не совсем выжил из ума. Просто обознался. Может, мне пора хорошенько отдохнуть. Я решил взять Саманту и съездить в Вермонт.

— Неплохая мысль, — сказал Винс. — Нельзя столько работать, а уж в этом году тебе особенно досталось, что на работе, что дома. А знаешь, поеду-ка я с вами. Как насчет «Диснейленда»?

Энди остановился.

— Спасибо, но я собирался поехать в горы. Саманте очень хочется посмотреть на них. — Он вздохнул, вспомнив о дочери, и покачал головой. — Она — самое дорогое, что есть у меня в жизни. И если бы не она, не знаю, как бы я пережил этот год.

Винс дружески шлепнул его по спине.

— Держись, самое трудное уже позади.

Все ли?

— Наверно, ты прав.

— Сегодня ты просто увидел какую-то женщину, очень похожую на Лору. Конечно, не Лору. — Винс попробовал рассмеяться. Не получилось. — Потому что…

— Да, да, я все понимаю.

Их глаза встретились. Да, Энди все знал и понимал. Он уже целый год пытался привыкнуть к мысли, что Лора Беннет, его молодая красавица жена, мать маленькой Саманты, погибла и была похоронена больше года назад.

Остаток дня тянулся бесконечно долго. Энди никак не мог сосредоточиться на работе. Вместо этого он просто смотрел в окно. Солнечный майский день, легкий ветерок, яркие блики на полу. Он живо представил себе цвет волос Лоры на таком солнце — цвет новенькой блестящей медной монетки. И ее миндалевидные голубые глаза. Не изумрудно-зеленые, как у ирландцев, а голубые, как небо в ясное летнее утро.

Это была не она , говорил он себе. Не могла быть она. Это невозможно . Но разве он мог ошибиться, разве мог не узнать свою жену? Тогда что это было? Энди терзали мучительные сомнения.

Больше года он заставлял себя не думать о ней каждый день, каждый час. И все напрасно. Теперь ему хотелось спрятаться и никуда не выходить, чтобы не встретиться с этой женщиной, кем бы она ни оказалась. Энди боялся, что не сможет еще раз это пережить.

Его взгляд упал на фотографию на столе маленькая девочка с темно-рыжими волосами, голубыми глазами и улыбкой, от которой щемило сердце. Его дочь Саманта. Лора звала ее Сэм, как в одной из книжек о докторе Айболите «Зеленые яйца и ветчина»: «Я не люблю зеленые яйца и ветчину. Не люблю их совсем, я Сэм». Как наяву, услышал он мелодичный голос Лоры (прямо наваждение какое-то!), рассказывающей сказку. Он помнил каждое слово, хотя и не дотрагивался до книжки со дня аварии. Лора оставила ее на кухонном столе — читала Сэм за завтраком. Книга так и лежала там, когда в тот день он вернулся домой, после того как бесстрастный голос по телефону сообщил ему, что его жена погибла в автомобильной аварии прямо на границе штата Коннектикут. Она вернется, раз не дочитала дочке сказку. Внутренний голос упорно твердил, что если он оставит книгу там, где она лежит, и даже не дотронется до нее, то Лора обязательно вернется.

Но в один прекрасный день он не увидел книгу на привычном месте. Когда поздно вечером он вернулся из отдела судебно-медицинской экспертизы штата Коннектикут, то обнаружил, что Минди, его секретарь, поставила книгу обратно на полку. Мелочь, конечно, но тогда в нем все перевернулось.

Все. Лоры больше нет. Она бросила его без предупреждения или объяснения ранним февральским утром. Уже одно это ставило его в тупик. А ведь она еще бросила и свою трехлетнюю дочь. Почитала ей книжку за завтраком, отвела в детский сад, а потом села в машину и уехала. Правда, в последние месяцы она вообще очень изменилась и вела себя довольно странно. Она донимала его непониманием, подозрениями, объяснениями. Энди видел, что Лора чем-то расстроена, но ему и в голову не могло прийти, насколько все серьезно.

Но она уехала. И через несколько часов, врачи в госпитале, в трехстах километрах от дома, констатировали ее смерть. И уже не было возможности ни что-то исправить, ни объясниться.

Сколько долгих месяцев прошло с тех пор! Энди опять посмотрел на фотографию Сэм. Он часто думал, помнит ли та мать. Ведь она была такая маленькая, когда все это случилось, ей было всего лишь три года. Сначала она очень переживала. Как мучительно было снова и снова объяснять ей, что мама не вернется. Она никак не хотела в это поверить. Пусть мамы нет сегодня, но, может быть, завтра, когда девочке захочется показать ей новый рисунок, она придет.

Энди взял ручку и начал что-то автоматически рисовать на листе бумаги.

Время шло. И Сэм начала забывать. Сейчас она просто иногда расспрашивала о Лоре. Какая она была? Хорошая? Красивая? Энди не мог понять, действительно ли она забыла или не хочет помнить? Вот он, например, не хотел помнить, слишком мучительны были воспоминания.

Энди добавил пару линий к рисунку. Облако. Он не винил Лору за то, что она ушла. Теперь, когда у него было столько времени на размышления, он у самого себя обнаружил массу недостатков. Сколько он мог ей сказать, но не сказал! И, что еще хуже, сколько лишнего было сказано! Порой Энди винил себя в смерти Лоры. Если бы можно было начать сначала, он бы все сделал по-другому. Но самое страшное, что он понял за этот год, — она больше не вернется. И все его сожаления напрасны.

Энди посмотрел на рисунок. Получился набросок детского пляжа около порта Оторити. Он добавил несколько штрихов. Лора очень любила бывать там и смотреть на лодки. Энди не вспоминал об этом месте до сегодняшнего дня. Он попытался нарисовать Лору, но резко бросил ручку на стол. Она мертва, и он должен смириться с этим.

Мэри Шеппард примеряла колечко-оберег, стоя около уличного лотка. Такое же носила одна ее знакомая в приюте для женщин, подвергшихся насилию в семье, куда Мэри попала после госпиталя. Сначала носила в память о том, кто надругался над ней, а потом кольцо стало для этой женщины символом одиночества. Таинственная символика вещей всегда вызывала у Мэри какое-то странное чувство, которому она не находила объяснения.

Впрочем, она многого не могла объяснить, особенно того, что касалось ее самой. Уже целый год она была Мэри Шеппард. Придя в себя в госпитале Святого Иосифа в Коннектикуте с тяжелой травмой головы, следами от веревки на руках и ногах, она не помнила о том, что произошло. Ничего не помнила о своей прежней жизни. У нее не было обручального кольца, но на безымянном пальце левой руки остался след, как будто она его долго носила и совсем недавно сняла. Но если она не помнила даже своего имени, что уж тут говорить о таких мелочах.