Эбби Грин - Глаза тигрицы

– Все хорошо?

Валентина кивнула:

– Пожалуйста, Джио…

Он начал медленно двигаться. Это причиняло ей боль и одновременно дарило ни с чем не сравнимое наслаждение. Валентина прерывисто задышала.

Джио наклонился и поцеловал ее.

– Обхвати меня ногами, – прошептал он ей в ухо. – И я помогу тебе взлететь.

Но она не могла пошевелиться – настолько потрясли ее ни с чем не сравнимые ощущения. Поняв это, Джио нашел ее ногу и перебросил через свое бедро. Вторую ногу Валентина приподняла сама. Джио погрузился еще глубже, и их стоны смешались. Она чувствовала, как волоски на его груди царапают ее груди, и выгибала спину, чтобы этот контакт не нарушался.

Движения Джио стали более резкими. Он вошел в нее так глубоко, что перед глазами Валентины засияли звезды. А затем ее тело словно взорвалось изнутри и разлетелось на множество кусочков. Голова ее откинулась назад. Почти в ту же секунду Джио замер, и она поняла, что он испытывает те же чувства.

Прошло несколько минут. Валентина никак не могла осознать случившееся. К боли примешивалось наслаждение, которого она прежде никогда не испытывала. Джио откатился в сторону. Потом он уложил Валентину на подушку, лег рядом и укрыл их обоих одеялом. Ноги Валентины инстинктивно переплелись с его ногами.

Джио поднял руку, и она почувствовала, как его пальцы убирают влажные пряди волос, упавшие ей на лицо. Валентина открыла сонные глаза и заметила отметину на внутренней стороне его левой руки. Она приподнялась и коснулась пальцем чего-то похожего на татуировку.

– Что это? – нахмурилась Валентина.

Пальцы Джио замерли, он напрягся:

– Ничего. Отдыхай.

Он подвинулся, и она свернулась клубочком возле него. Рядом с ее щекой ровно и сильно билось его сердце. Валентина почувствовала, что уплывает в страну снов. Позже она подумает об этих отметинах. Позже она подумает обо всем.

Когда в спальню Валентины проникли лучи восходящего солнца, окрашивая все в золотисто-розовые тона, Джио сел в кресло, стоящее в углу. Он смотрел на спящую женщину.

Валентина лежала на животе, простыня прикрывала ее бедра, но позволяла восхищаться изгибом спины. Одна ее рука покоилась на матрасе, и Джио мог видеть ее грудь. Его тело мгновенно отреагировало, и он скорчил гримасу.

Другую руку Валентина положила под щеку. Длинные черные ресницы отбрасывали тени на розовые щечки. Он вспомнил, как погрузился в невероятно узкий тугой канал, и его тело отреагировало еще сильнее.

Было невероятно тяжело покинуть объятия Валентины, но Джио не знал, как она поведет себя, проснувшись рядом с ним. К тому же ему требовалось немного времени, чтобы обдумать то, что произошло.

Никогда еще секс не был для него таким… сжигающим. Он полностью потерял над собой контроль. Бывало, Марио подтрунивал над ним: «Наступит день, и ты не сможешь держаться отстраненно, Джио. Наступит день, когда ты встретишь женщину, с которой для тебя все изменится».

Джио завидовал легкости, с какой Марио влюблялся и остывал. Он так не мог. Ему казалось, что он не способен чувствовать. Однажды, когда Джио еще был маленьким, он подошел к отцу с моделью аэроплана, над которой трудился несколько часов. Он хотел сказать: «Я сделал это для тебя», но от холодного взгляда отца слова замерли у него на губах.

Отец, раздраженный его нерешительностью, что-то резко проговорил, и Джио до сих пор помнил, как задрожали его руки. Чем дольше он молчал, тем больше злился отец. Наконец он вырвал аэроплан из рук сына, бросил его на землю и принялся топтать.

Большая часть жестоких слов была забыта, но Джио не забыл ощущение предательства и боли. Его мать, пытающаяся вернуть расположение мужа, боялась защитить своего младшего сына.

В тот день он научился сдерживать себя – ради своей безопасности.

Валентина пошевелилась. Джио обрадовался, что она прервала его горькие воспоминания. Чувствуя, что его начинает пожирать медленный огонь, он поднялся и сел на кровать рядом с ней.

Ее янтарные глаза расширились. Дыхание у Джио перехватило, когда он увидел в них вопросы, готовые сорваться с губ женщины.

Он приложил палец к ее губам, наслаждаясь их нежностью и мягкостью.

– Ш-ш-ш, не говори ничего. Пусть все будет так, как есть.

Валентина нерешительно кивнула.

Джио отнял палец и хрипло спросил:

– Как ты себя чувствуешь? Болит?

Она молча покачала головой.

– Хорошо, – сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее.

Валентина перевернулась на спину, предлагая ему себя, и он вновь погрузился в обжигающее пламя страсти.

Валентина стояла в душе с закрытыми глазами, а Джио втирал ей в волосы шампунь. Она была готова замурлыкать от удовольствия. А еще ей хотелось покрыть поцелуями все его тело.

Прошедшей ночью и утром он бессчетное число раз возносил ее на небеса. Она и не знала, что в мире существует такое наслаждение.

Но больше всего Валентина боялась встретиться взглядом с Джио. Увидеть на его лице то же выражение, какое она заметила сегодня утром. Словно он мог видеть ее душу и знать все ее секреты.

Но избежать этого было невозможно. Джио объявил, что вымыл ее. С видимой неохотой Валентина открыла глаза и посмотрела на него. Джио выключил воду и оперся рукой о стену позади нее. Взгляд ее снова упал на татуировку.

Джио заметил, куда она смотрит, и в то же мгновение температура в ванной понизилась. Он быстро закутал Валентину в большое мягкое полотенце, а другое накинул себе на бедра.

Испытывая любопытство, она последовала за Джио в спальню. Он принялся вытирать волосы. Валентина отчаянно старалась не глазеть на его обнаженную спину и четко очерченные ягодицы.

Она повязала полотенце наподобие саронга и не стала обращать внимание на то, что на пол стекает вода. Потом поинтересовалась:

– Что это за отметины?

Джио нахмурился. На секунду его лицо приобрело невероятное – молодое, ранимое – выражение, а затем он снова обвязал полотенце вокруг бедер и скрестил руки, пряча тату.

Чувствуя, как в ней поднимается отчаяние, Валентина заставила его опустить руки:

– Почему ты не хочешь об этом говорить? Это же просто тату…

– Именно, – процедил сквозь зубы Джио.

Она изучала отметины, выполненные черными чернилами.

– Выглядят как римские цифры, – произнесла она. – Какая дата? Четыре… пять…

Неожиданно она поняла, что означают четыре и пять. Марио умер четвертого мая…

Кровь отхлынула от ее лица. Джио выругался вполголоса и подвел Валентину к кровати.

– Это дата гибели Марио, – неохотно признался он.

– Но… – Она пыталась сформулировать свою мысль, однако ей это не удавалось. – Почему?

Джио снова выругался и подошел к окну. Спина его была напряжена. Не поворачиваясь, он произнес бесцветным голосом: