Никки Логан - Красивый, богатый, свободный…

Думала, что знала. Боже мой, а если она права?

Таш погрузила звезду обратно в нагревательный барабан, чтобы повысить ее температуру и на несколько мгновений отдалиться от Эйдена.

– Не мог бы ты подать мне одну стеклянную соломинку с рабочего стола?

Цвет – вот что нужно этому изделию. Пространство – вот что нужно ей. Добавление цвета в расплавленный кусок требует усиленного вращения, Эйден просто не сможет стоять так близко, пока она делает это, или же она просто выколет ему глаз концом трубки. Таш вытащила морскую звезду из барабана и насадила зарождающуюся форму на стек лянную палочку для облегчения работы, затем разожгла паяльную лампу и взяла оранжевую стеклянную соломинку из рук Эйдена. Она преувеличивала каждое движение так, чтобы у него не было возможности снова подойти ближе.

Господи, как плохо, что он здесь, наблюдает за ее работой! А ей просто необходимо оставаться собранной.

По мнению Эйдена, Таш весьма решительна. Он молча смотрел, как она непрерывно капает расплавленную окрашенную массу вдоль каждой ножки под спусковым рычагом установленной на скобе горелки до тех пор, пока все пять ножек не обрели природный цвет. Таш отодвинула изделие дальше от горелки и выждала несколько секунд, пока стекло достаточно остыло, чтобы видеть возникающие естественные оттенки. Трудно не засветиться так же ярко, как морская звезда, в трепете от восторженного вздоха Эйдена.

– Здорово, да? – сказала она. – Рожденная из печи.

Упорно не обращая внимания на его близость, Таш занялась добавлением десятков капелек к нижней части каждой ножки, а потом снова прошлась по всему изделию, нажимая зубцом на каждую маленькую присоску. Не идеально, но она уловила суть. Эйден кружил вокруг, пока она работала, наблюдая со всех сторон. Куда бы он ни двигался, Таш чувствовала его уважение, несмотря на маску, пристальность жаркого взгляда. Он снова напомнил ей акулу. Кружащую. Выжидающую.

Наконец, морская звезда была закончена. Таш выключила паяльную лампу, внезапно повисла пугающая тишина. Таш сняла очки, Эйден поднял свое «забрало». Когда она положила морскую звезду на край скобы, ножки у той свернулись и повисли медленной ниспадающей волной, совсем как у настоящей, до тех пор, пока они не загнулись над краем скобы. Так она и будет висеть над полкой. Или аквариумом. Или книжным шкафом. Подобно тому как ее увидела Таш в обсерватории, когда звезда огибала острые углы древесины пирса.

Отнюдь не самое лучшее, что она сделала, но лучшее, что собиралась сделать сегодня. Таш попросила прощения у духа стекла внутри, когда аккуратно ставила ее в печь, где звезда будет медленно остывать в течение ближайших двадцати четырех часов, сохраняя целостность стекла. Таш задвинула тяжелую дверцу. Лучший предлог не смотреть Эйдену в лицо утрачен.

– Твои руки, должно быть, ломит от боли, – тихо сказал он, приближаясь к ней теперь, когда жар благополучно остался за асбестовой дверцей. По крайней мере, жар от печи. Трение между ними по-прежнему создавало их собственное пылающее тепло.

– Они привыкли к этому.

Таш отступала по мере того, как Эйден шагал к ней, снимала перчатки и раскладывала инструменты по местам.

– Зато спина чувствует.

Идиот. Таш говорила, просто чтобы что-то сказать. Пока они разговаривают, она не занята мыслями о чем-то еще. Эйден воспринял это как поощрение и подошел к ней быстрее, чем она среагировала.

– Вот, – сказал он, поворачивая ее кругом и бросая перчатки. – Позволь тебе помочь.

Нет. Нет, нет, нет! Таш попыталась вывернуться из его сильных рук, когда они стали мять сверху вниз ее ноющие мышцы, но они были слишком сильными. И теплыми. И нежными. Как часто ей хотелось, чтобы кто-то сделал это в конце долгого дня в горячем цеху. Или даже короткого. Его пальцы нащупывали самые напряженные мускулы, ритмично сжимая, а потом расслабляя, в том же ритме, с каким она соблазняла стекло.

Соблазняла.

– Эйден.

Он ненавязчиво убрал руки с ее плеч.

– Таш, – с издевкой вторил он.

– Этого не произойдет.

Этого просто не может произойти.

– Ты меня привлекаешь.

– Я, – так безжизненно. – Нет, не я.

– Лгунья!

Да, больше, чем сейчас, Таш никогда не лгала в своей жизни. Он сделал ее лгуньей.

– Этого, – ее палец заколебался между его грудью и ее, – не произойдет.

– Почему нет?

Ее охватило отчаяние.

– Я не хочу.

– Твое тело, кажется, согласно. – Его глаза сузились. – Я что-то пропустил?

Таш поджала губы. Все, что она говорит, может быть использовано против нее в суде Эйдена.

– Я недостаточно красив для тебя? Недостаточно богат?

Она бросила на него испепеляющий взгляд.

– Меня не интересуют твои деньги или красота. – Таш намеренно отвлекала его от допроса. – Поверь мне.

– Верю. И это меня интригует. Я никогда не встречал кого-либо, кто так мало ценит то, что я могу предложить.

– Я для тебя просто вызов. Новизна потускнеет, не успеешь и глазом моргнуть.

Его глаза потемнели.

– Хочу, чтобы это было правдой. Потому что не понимаю.

Дыхание замерло у нее в горле.

– Чего не понимаешь?

Эйден шагнул ближе.

– Твою власть надо мной. Я не привык просить.

– Ты ничего не просил.

– Мне кажется, просил.

– Неужели потому, что я не рухнула при первой же сексуальной улыбке?

Черт! Она не хотела этого признавать. Помимо прочего, он при необходимости джентльмен. Эйден не стал апеллировать к ее оговорке. Но посмотрел пристально.

– Заинтригован. Я тебя уважаю. Даже восхищаюсь. – Сказал так, словно предал анафеме.

– Это не те качества, к которым ты привык у своих приятельниц?

Его взгляд помрачнел.

– Не особенно. Но у них милые личики. И прекрасные тела. И они с большим пониманием относятся к моему способу делать разные вещи.

Эйден пожирал ее взглядом.

– Может быть, тогда все просто, – прошептала она, подыскивая разумный ответ. – Ты вырос избалованным. И пресыщенным. Может, просто жаждешь вызова?

Голубые глаза сощурились. Эйден сделал шаг по направлению к ней и буквально подтолкнул ее к стене мастерской. Оперся кулаками о стену у нее по бокам.

– Это бы объяснило все.

Таш уперлась руками ему в грудь, его глаза уставились вниз. Она выскользнула из своего заточения.

– Я не понимаю твой способ делать разные вещи. Во всяком случае, не настолько, чтобы ублажать тебя.

Эйден покачал головой:

– Ты ублажишь.

Такая уверенность заставила ее ощетиниться.

– Я не хочу этого.

– Почему?

– Могу я просто не хотеть?

– Если бы я верил, что ты действительно не хочешь, ушел бы прямо сейчас. Но ты хочешь.

– Тебе очень нравится диктовать мне, что я должна думать.