Маша Трауб - Современные рассказы о любви. Привычка жениться (сборник)

– Это не ты.

– Это я!

– Даже если это ты, то не нарочно, я знаю.

Я тоже знала. Знала, что во всем, что с нами происходит, виновата только я одна. Я виновата – мне и исправлять! В конце концов, я же не просто женщина, я ведьма!

… Мои зелья не помогали, как не помогали и заговоры. Звездочет послушно пил отвары, рассеянно прислушивался к заклинаниям, но не верил. Вот потому, что он не верил, ничего и не получалось. А я точно знала, что все сделала правильно, что теперь он совершенно здоров, что нужно лишь освободиться от страха, верила в это безоговорочно. Вера – это ведь очень важно, иногда даже важнее заклинаний…

Та майская ночь была прозрачной и звонкой. На нашей крыше пахло сиренью. Сквозь холодные волны страха и горячие волны решимости я отчетливо чувствовала этот запах. Звездочет стоял у моего кресла, а я стояла на самом краю бетонного ограждения…

– Ты прав, я все время смотрю под ноги, а нужно смотреть вверх. – Слова сиреневыми лепестками падали на черные плиты, я чувствовала это, но не видела. Я смотрела вверх, на расшитое звездами небо, и мне было не страшно. Почти…

– Слезай. – В ночной тишине я отчетливо слышала его шепот. – Слезай оттуда немедленно…

– Не могу. Я кошка, которая думает, что она птичка. – У меня даже получилось улыбнуться. Жаль, что в темноте он этого видит… – Но ты можешь мне помочь.

Ветер коснулся моей щеки, взъерошил волосы, запутался в кистях бабушкиной шали. Мне почти не страшно. Я не кошка, я птичка. Моему Звездочету достаточно сделать всего один шаг без костылей, посмотреть вверх, а не вниз. А сама я уже не смогу. Честно, не смогу. Даже ведьма может переоценить свои силы…

Он поймал меня в тот момент, когда вера и надежда уже не значили ничего, когда разочарованные звезды спрятались за черными тучами, а бездна глубиной в шестнадцать этажей поманила призрачными огнями. Бездна поманила, а он поймал, сдернул с ограждения, сжал в объятьях, заорал что-то злое и ласковое одновременно, что-то про то, как со мной тяжело, и еще, кажется, про то, как без меня невыносимо. Да, тяжело! Да, невыносимо! А кто говорил, что с ведьмой будет легко?..

В раскрытое окно старались влезть ветки сирени с ярко пахнущими сиреневыми барашками-цветами. Кроме нее, в вечернем свежем воздухе пахло скошенной травой.

На кухне сидели коммерческий директор строительного холдинга Григорий и его дачный приятель Саныч, местный умелец-рукоделец, демократично пьющий со всеми жителями садоводческого товарищества «Мысль».

А в товариществе жили люди выдающиеся: ученые с научными степенями, профессора и неглупые бизнесмены, выкупившие дачи не только с уникальной архитектурой пятидесятых годов двадцатого столетия, но и с аурой и духом уникального дачного поселка с историей государственного масштаба. Каждый участок при старом деревянном доме занимал по полгектара и кружил голову сосновым терпким духом.

«Добивая» вторую бутылку хорошей водки, мужчины перешли с темы футбола на проблему взаимоотношений с женщинами, называемыми Санычем «сцуки-бабы».

– Моя сцука, – умелец хлопнул себя по белой майке, обтягивающей пивной живот, но не тощую мускулатуру груди, – забирает деньги еще на дороге. Как она чувствует мой заработок – ума не приложу. К вечеру дождь будет. Ты вот моей Нинке звонишь после выплаты за работу?

– Не звоню, – честно ответил Григорий.

– Вот говорю же – нутром чувствует баба-сцука. Но жениться все равно надо, – пьяно-философски продолжил разговор Саныч. – По хозяйству пошуршать, детей народить.

– Не хочу жениться, – категорично заявил Гриша. – Никогда.

– На проститутках разоришься. – Взяв бутылку, Саныч разлил по хрустальным стопкам водку.

В качестве закусок на круглом столе присутствовали: салатница с оливье, тарелки с бутербродами из семги, сырокопченой колбасой, красной икрой и сыром пармезан, к вечеру загнувшимся по бокам «крыльями». На стоящей с краю стола сковородке млела жареная картошечка с розовой ветчиной и пассерованным луком.

– Без шлюх обхожусь, пользуюсь особо проверенным контингентом! – гордо заявил Гриша, чокнулся с Санычем и выпил водку.

– И обширный контингент? – уточнил сантехник, он же плотник, он же говорун-собутыльник.

– Хватает. – Отрезав тонкий кусок хлеба, Гриша наложил на него горку красной икры и, предварительно понюхав свежий запах, с удовольствием съел бутерброд в два укуса. – Сами в кровать прыгают.

– И эта, сегодняшняя, прыгнула?

– И эта, – ответил Гриша и только потом понял разницу в голосе – не мужской, а женский.

В проеме двери стояла Маруся и, прижав к груди, держала обеими руками старинную книгу.

– Книжку положи на место, где взяла, – рассердился Гриша сам на себя за неосторожность. – Она моей прабабушки Веры, большой ценности.

– Хорошая была женщина, боевая. – Не дожидаясь Гриши, Саныч выпил. – Дожила до ста лет в полном уме и здравии.

– Тогда почему «в здравии-то»? – переключилась Маруся с обиды на любопытство.

– А она полезла на крышу антенну поправлять, но был дождь. – Затуманенным взглядом Саныч смотрел в потолок. – Скатилась с мокрой крыши, ударилась головой об камень и умерла в мгновение. – Он с искренним сожалением вздохнул и перевел взгляд на щедрый стол. – Я все видел, как раз шел к Аникеевым новый смеситель ставить. – Прихватив бутерброд с семгой, Саныч рассказывал, одновременно жуя закуску. – Я же и родителям Гришки и Виктора позвонил.

– Да уж, боевая была прабабулька. – Взяв бутылку, Гриша взболтнул ее. – Ярая революционерка, жена комбрига. Будешь водку? Для примирения.

Сморщившись, Маруся отрицательно завертела головой и постучала ладонью по книге.

– Странно, а она про языческие привороты, про лечение душевных болезней, про травы…

– Да уж, баба Вера лечила все наши детские болячки и мамины в свое время. – Разливая сорокаградусную, Гриша не смотрел на любовницу. – Выслушает участкового врача – и в лес, за травами. Это летом, а зимой из чемодана доставала сушеные травки, каждая в отдельном кулечке.

Повернувшись уходить, Маруся проговорила через плечо:

– Пойду спать, завтра домой.

– С какого перепугу? – обиделся Гриша, рассчитывавший на двухдневный сексуальный кросс.

– Мама звонила, просила вернуться, с головой у нее что-то, – уверенно соврала Маруся. – Я лягу в дальней комнате, книжку почитаю.

– Обиделась. Ладно, иди, впитывай женскую мудрость. – Взяв со стола дешевые сигареты Саныча, закурил. – Кстати, та комната бабушки, то есть прабабушки Веры. Увидишь ее – передавай привет. – Дождавшись разлива водки, он взял свою стопку, но от чокания отклонился. – Ну, Саныч, не чокаясь, за помин души бабы Веры.