Сара Сэйл - Жертва азарта

Джеймс вздохнул — художник был просто глуп.

— Зачем мне отрицать такую очевидную истину, если мир поделен на мужчин и женщин? — этот вопрос прозвучал как утверждение.

— Вот видишь, моя прелестная Сара! — вскричал Пинто. — Это как раз то, о чем я тебе говорил весь вечер.

— Не говорили, — сказала Сара смущенно. — Вы говорили мне, что, пока я не пересплю с мужчиной, я не смогу по-настоящему понять своего отношения к нему. И вы говорили о Джи. Би.

— Прелестное дитя! — снисходительно заметил Пинто, проводя грязным указательным пальцем по ее руке. — В мире, где с людьми обходятся именно так, как они того заслуживают, все возможно.

— Я не думаю, что это решит ваши проблемы, — заметил Джеймс, и Сара увидела, что он смеется.

Пинто допил пиво и взмахнул пустым стаканом в сторону Джеймса.

— Я завидую вам, мой дорогой Фэйн, — сказал он громко. — Нести ответственность за юный неопытный разум, формировать желания, опыт — что может быть восхитительнее? А это наивное, впечатлительное дитя, находящееся на пороге познания, — о каком лучшем материале можно мечтать? Как художник творит картину, так и вы сотворите женщину.

— Становится поздно, — сказал Джеймс, взглянув на часы. — Пойдем, Сара.

Она заколебалась. Пинто явно оконфузился в этот вечер, а душная атмосфера бара вызвала у нее головную боль, но признать это — значит потерпеть поражение.

— Я вернусь с Пинто через полчаса, когда они закроются, — сказала она и посмотрела вызывающе.

— Только не сегодня, моя дорогая, не сегодня, — забормотал Пинто. — В студии я за себя не отвечаю. Заберите ее, Фэйн, вы лучше контролируете себя, чем я.

— Но, Пинто… — Сара запнулась, поймав устремленный на нее взгляд Джеймса, и неожиданно для себя вскочила на ноги. — Хорошо, — сказала она и последовала за ним.

— Ты лучше поезжай первой, а я за тобой, — были единственные слова Джеймса.

Она села в машину и, резко дав задний ход, выехала на дорогу.

Она ехала домой на полной скорости, все время чувствуя, что «бентли» сидит у нее на хвосте.

— Как овца, — бормотала она вслух. — Как глупая маленькая овца, которую пасут.

В гараже Джеймс поставил свою машину рядом с ее и выключил фары. В темноте она нечаянно коснулась его и вдруг почувствовала, как его руки крепко сжали ей плечи.

— Сара!

Она высвободилась и выбежала во двор. Подходя к дому, она в нерешительности остановилась, когда услышала, что он окликнул ее.

— Он всегда ведет себя так, как сегодня? — спросил Джеймс жестко.

Ей вспомнились некоторые замечания Пинто, и ей вдруг стало стыдно.

— У Пинто есть идеи, во многом отличающиеся от чьих бы то ни было, — сказала она, защищаясь. — Он художник и может говорить то, что другие сказать не могут.

— Да, я вижу, — сказал Джеймс мягко. — Но говорить может любой, это не прерогатива художников.

— Пинто научил меня всему, что я знаю, — сказала она с пафосом. — Я многим ему обязана.

— Он научил тебя всякой ерунде, — возразил Джеймс. — К счастью, я подозреваю, что все это входило тебе в одно ухо и выходило через другое.

Уже почти стемнело, и она не могла разглядеть его лицо. Было трудно понять, о чем он думает.

— Что конкретно происходило во время ваших встреч в студии? — спросил он внезапно.

— Ничего. — Она помедлила. — Пинто рисовал меня. Он говорил, что хочет охватить все стадии моей юности.

— А стадии твоей юности, как он это называет, его интересовали в одежде или без?

— В одежде? А, понятно… Да, он просил меня, но я — я не могла…

— Слава Богу, ты проявила благоразумие! А сейчас послушай меня, Сара. Нужно остановиться. Пивные, студии и всякое такое. Ты можешь встречаться с порядочным человеком где захочешь, но все остальные дела надо прекратить.

— Мы живем в свободном мире, — сказала Сара. — Я пойду в студию, когда захочу, и в пивную — тоже, если понадобится. Я не делаю ничего плохого.

Они уже были на середине лужайки, когда он остановился и повернул ее лицом к себе.

— Послушай меня, не создавай трудностей нам обоим, — сказал он мягко. — Я мог бы сегодня вечером устроить сцену. Но мы спокойно поговорили, и никто не чувствовал себя неловко.

Сара не могла не признать, что в глубине души она ожидала от него именно бурной сцены.

— Я говорила, что никто не будет вмешиваться в мои дела, я и сейчас так думаю, — сказала она, стараясь сохранять спокойствие и глядя ему в глаза.

— Надо же, я тоже думаю, что говорю, — съязвил он. — А что касается пивных — я тебя предупредил. Я велел Ноаксу не обслуживать тебя, а если ты не соизволишь вернуться домой, он пошлет за мной. Я уверен, ты не захочешь оказаться в унизительной ситуации, так что держись подальше от этих пивных.

Сара потеряла самообладание.

— Как ты смеешь отдавать приказы за моей спиной, Джи. Би.! — воскликнула она. — Вот это и есть унижение. Этого я тебе никогда не прощу!

— Не будь глупой, — сказал он мягко. — Было бы гораздо большим унижением, если бы все это продолжалось. Ни Ноаксу, ни его посетителям это не нравится, и он сам просил меня прекратить это.

— Я не верю тебе, — сказала она почти со слезами, с ужасом сознавая, что это могло быть правдой. — И все равно ты не сможешь помешать мне ездить в студию. Пинто не станет слушать твоих приказаний, как Джимми Ноакс.

— Я найду способы, — заверил он ее и внезапно рассмеялся: — Можешь сердиться, Сара, если тебе это поможет, говорят, это полезно для здоровья.

Буря прошла так же быстро, как и началась. С Джи. Би. было трудно ссориться, и на все пережитое в этот вечер она постепенно стала смотреть другими глазами.

Он понял, что она почти успокоилась. Сара выглядела усталой и немного смущенной.

— Снова друзья? — спросил он, но она посмотрела на него с сомнением.

— А ты когда-нибудь выходишь из себя, Джи. Би.? — спросила она с обидой в голосе.

— Не часто, — ответил он. — Но когда выхожу, предупреждаю тебя: берегись!

Усталым жестом она откинула со лба волосы.

— Мне кажется, ты не понимаешь Пинто, — сказала она. — Никто не понимает.

— Я понимаю, — сказал он спокойно. — Ты любишь его, да? И думаешь, что эти его пронафталиненные идеи волнующи и прекрасны.

— Пронафталиненные?

Он заколебался — приходилось топтать мечты юности.

— Все его идеи очень банальны, моя дорогая, — сказал он сочувственно. — А банальности очень опасны, если принимать их всерьез. Скажи, он любит тебя?

Ее рот приоткрылся от изумления.

— Пинто? О, нет. — Она посмотрела на Джеймса с внезапным интересом: — Я никогда не думала об этом. А ты считаешь, это возможно?

— Дело в том, — сказал Джеймс, не зная, смеяться ему или впадать в отчаяние, — что я вообще не уверен, понимает ли он значение этого слова. Он слишком много об этом говорит.