Джен Беннет - Яростные тени

– Кабинет управляющего, – прочитал мистер Магнуссон позолоченную надпись на деревянной двери. – А, вот и купе. – Занято, занято, занято. Дверь последнего открылась, и оттуда вышел долговязый молодой человек не старше семнадцати-восемнадцати лет в форме железнодорожной компании.

– Кабинет управляющего, – прочитал мистер Магнуссон позолоченную надпись на деревянной двери. – А, вот и купе. – Занято, занято, занято. Дверь последнего открылась, и оттуда вышел долговязый молодой человек не старше семнадцати-восемнадцати лет в форме железнодорожной компании.

– Простите, сэр, – сказал он, опуская глаза и отступая в купе, чтобы не столкнуться.

– А это купе не занято? – спросил мистер Магнуссон.

– Сейчас нет, сэр.

Мистер Магнуссон показал проводнику билет на поезд.

– Мы ехали на 127-м. – Он махнув рукой в сторону Хэдли. – Но нас пересадили на этот поезд в Солт-Лейк-Сити. Муж моей сестры… ладно, скажу прямо. Этот пьяница угрожает ей. А она ждет ребенка. Жуткое положение.

Хэдли открыла рот.

Проводник удивился не меньше.

– Да, сэр.

– Поэтому нас любезно пересадили на другой поезд, – продолжал хитрец. – Сказали, что кассир выдаст нам новые билеты, а в это время вызовут полицию для задержания ее мужа. Ради безопасности моей сестры.

– О боже! – воскликнул проводник, пытаясь получше рассмотреть жертву.

– Вот только поезд тронулся до того, как вернулся кассир. Теперь наш багаж остался на 127-м, а мы здесь. Нам так и не сообщили номера купе.

– Меня не предупредили, – признался проводник.

– Все произошло так быстро, – ответил Магнуссон, качая головой. – У ее подлого муженька оказался револьвер. Вы представляете? Наставить пушку на женщину, которая носит твоего ребенка!

– Мэм, как ужасно, – посочувствовал парень.

Хэдли в ответ только хмыкнула.

– Ну, ну, соберись, милая. Ты утверждаешь, что он пьет только, когда переработает, но так продолжаться не может. Папа наймет адвоката. Тебе грозит опасность, нужно подумать и о ребенке.

– Вопиющее безобразие, – пробурчал проводник.

– Аминь, – согласился Магнуссон. – Думаете, нас собирались поместить в это купе?

– В это купе? Его забронировали для пассажиров, что сядут в Неваде.

– О, – Магнуссон помрачнел и грустно посмотрел на Хэдли. – Я знаю, что ты расстроена, устала и испугана. Мне так жаль.

– Я уже столько пережила с тобой… дорогой братец, – сухо ответила она.

Проводник кашлянул.

– Думаю, парочка, что заказала это купе, не пережила таких сложностей, как вы. Я могу поселить их в общем вагоне, если вы не против устроиться вдвоем в этом купе.

Хэдли совсем это не понравилось, но ее возражения потонули в слишком пылких благодарностях мистера Магнуссона:

– О, это чудесно, просто чудесно. – Он мило улыбался проводнику, восторженно пожимая ему руку. – Мы оба так вам признательны. – Лоу вытащил из бумажника пять долларов и протянул служащему. – Не могли бы вы в последний раз помочь нам и принести кофейник и бутерброды?

– Да, сэр.

– А мне, пожалуйста, горячего чая, – добавила Хэдли. Если уж на то пошло, можно попросить то, что хочется.

– Да, мэм. Устраивайтесь поудобнее. Я сейчас вернусь, – сказал проводник, пропуская их в купе, щелчком ставя табличку «ЗАНЯТО».

Хэдли прикусила язык и вошла в тесное купе. Справа небольшая дверь вела в отдельный туалет и душ, слева – гостиная, где перед большим глухим окном стояли два мягких кресла, а наверху две откидывающиеся койки.

Мистер Магнуссон снял сумку и пальто, повесил их на крюк, затем пригнулся и рухнул на сиденье. Он занял бóльшую часть помещения, задевая ногами край кресла напротив.

– Первый класс. В общих вагонах 127-го было сено.

«С чего это брат бутлегера ехал в общем вагоне?» – задумалась Хэдли, а потом решила, что это неважно. Она сняла сумочку, цепь которой обвивала ее запястье, и заговорила о проблемах посерьезнее:

– Сначала вы выдаете себя за представителя комитета по здоровью Лиги Наций, а теперь изображаете героического брата беременной потаскушки.

– Ничего подобного, я же сказал, что вы замужем.

– Вы всегда так делаете? Враньем улаживаете свои проблемы?

– Я предпочитаю называть это вхождением в роль. Актерством.

– Актерством, – повторила она, вешая сумочку рядом с его вещами. Она собралась снять пальто, но потом вспомнила про прореху на платье. И, если судить по улыбке Магнуссона, не только она. Хэдли запахнула пальто и села в кресло. – Почему же не сказать правду?

– То есть я должен был признаться, что я – археолог, нашедший мифический артефакт, который вроде открывает дверь в мир мертвых, и что в нас стреляли двое наемников, намеренных его отобрать, так что мы вскочили на этот поезд «зайцами»?

Хэдли положила ногу на ногу.

– Вы, сэр, не археолог, а прохвост.

– У меня есть ученая степень.

– А у меня их две.

Лоу небрежно закинул ноги на сиденье рядом с Хэдли и скрестил лодыжки.

– Без полевой практики.

– Дело не в нежелании, но спасибо, что пристыдили.

Лоу поморщился, будто от пощечины, но через мгновение по его лицу уже ничего нельзя было понять. Он вытянул шею и расслабился.

– Вы же сами хотели честности. Если желаете, чтобы я пощадил ваши нежные чувства, с удовольствием так и сделаю.

Откинув голову на спинку, он сложил руки на груди и закрыл глаза.

– Я хочу, чтобы вы обращались со мной как с мужчиной.

Он посмотрел на нее прищуренными глазами и вскинул бровь.

– То есть, хочу той же прямоты, которую вы бы выказали доверенному коллеге. Я вам ровня. Говорите со мной без обиняков или молчите.

Хэдли разозлилась и уставилась в окно, глядя мимо своего сурового отражения на темный сменяющийся пейзаж.

Один, два, три…

– Ладно, я согласен, – сказал он через пару минут. – Если бы вы были моим коллегой, то первым делом я бы отказался от формальностей.

Мисс Бэкол заколебалась.

– Спасибо… Лоу.

– Пожалуйста, Хэдли.

Он улыбнулся и закрыл глаза.

Они сидели в молчании. Возможно, она в нем ошиблась. Теперь, вспоминая сегодняшние события, она поняла, что он действовал с благими намерениями: отпихнул ее прочь от пули и защитил ножом. Прикрыл ее от битого стекла в вагоне первого поезда, не зная, что именно она причина кавардака. А теперь они хорошо устроились, во всяком случае лучше здесь, чем на той станции.

– Знаешь, я тут подумал, – заговорил он, не открывая глаз. – Если бы мы были коллегами, общающимися на «ты», я бы похвастался, что мельком увидел прекрасные ягодицы и сногсшибательные ноги. Как жаль, что такая женщина, управляющая мумиями в департаменте антиквариата музея де Янг, одевается как старая дева.

Какой нахал!

– А я тебе отвечу, что она так одевается, чтобы мужчины обращались к ней уважительно, а не просто как к богатой дочери Арчибальда Бэкола.