Ирина Кривенко - Доверенность на любовь

— Если хочешь сэкономить немного времени, то подъезжай на метро до ВДНХ и жди меня у перехода, я буду через полчаса.

Оксана немного не рассчитала и приехала чуть раньше назначенного срока. Понимая, что спешить ей некуда, Оксана шла так медленно, что ее наметанным взглядом выделил из толпы прохожих нищий мужчина с клочковатой бородой и грязным морщинистым лицом. Он сидел, подложив под себя ноги, на плиточном полу перехода. Перед ним лежала мятая запыленная фетровая шляпа. Уже издали, заприметив Лозинскую, мужчина принялся истово креститься и восклицать:

— Подайте, Христа ради!

Он обращался явно только к одной Оксане. Та, почувствовав себя неловко, вытащила кошелек и достала оттуда пятисотрублевую бумажку, первую что попалась ей в руки. Переложенная пополам новенькая купюра легла в шляпу.

— Спасибо тебе, дочка, — нищий перекрестился, — за то, что ты не побрезговала стариком, воздастся тебе сторицей.

Оксана ускорила шаг, а в спину ей неслось.

— Бог вознаградит тебя, бог вознаградит тебя.

«Почему я чувствую неловкость, — подумала Оксана, — могла бы и не дать денег этому старику. В конце концов, сразу же ясно, глянув на него хоть один раз — это пьяница и прощелыга, который не желает работать».

Она поднялась по ступеням к залитой солнцем площадке. Отсюда великолепно просматривались корпуса гостиницы «Золотой колос», а если обернуться — помпезная, блестевшая золотом колоннада бывшей ВДНХ. Оксана вспомнила, как любила в детстве приезжать сюда вместе с отцом и бродить по павильонам, рассматривая диковинные экспонаты — то какую-нибудь свеклу размером с голову взрослого человека, то клубень картофеля весом в три килограмма.

Вокруг нее сновали люди, каждый спешил по своим делам.

«Сколько вокруг людей! — подумала Оксана. — У каждого свои заботы и, наверное, не менее важные, чем у меня. Но почему-то всегда кажется, что только ты по-настоящему страдаешь, по-настоящему хочешь изменить свою жизнь. Все остальные лишь только повышают энтропию вселенной, принимая участие во всеобщей суете. Ведь каждый уверен, что он и только он — центр мироздания, имеет право распоряжаться чужими жизнями, имеет право чего-то требовать от других. Ведь главный принцип — это живи и не мешай жить другим. Только тогда все могут быть счастливы. Наверное, я подошла к осуществлению этого принципа, — вздохнула Лозинская. — Ни семьи, ни мужа, ни даже в настоящем ее смысле работы. Есть только служба, которая немного противна. Ведь нельзя же назвать работой занятие, к которому не лежит душа. Если бы я стремилась с утра сесть за рабочий стол и сокрушалась, вынужденная вечером из-за него подняться, вот тогда это можно было бы назвать работой. Вот взять, к примеру, Александра. Наверное, ему очень нравится ремонтировать чужие квартиры. Вряд ли бы он относился так трепетно и с воодушевлением к своей собственной. Наверное, поэтому у него и нет своей квартиры. В конце концов, каждый, если пожелает, может добиться того, чего ему нужно. А раз он довольствуется мастерской, значит, ее ему предостаточно».

Размышления Оксаны были прерваны скрипом тормозов. Невдалеке остановилась машина. Из окна показалось улыбающееся лицо Валентины. Она помахала своей подруге рукой.

— Давай, скорее же ты! Тут стоять нельзя!

Оксана впрыгнула на сиденье, захлопнула дверцу и принялась возиться с ремнем безопасности. Она вечно в них путалась и никак не могла отыскать, где же закреплен кронштейн с замком.

— Да набрось его и сиди смирно. Проедем перекресток, тогда можешь вертеться, — скомандовала Валентина, одаривая постового милиционера лучезарной улыбкой. Тот взял под козырек.

Наконец-то Лозинская справилась с ремнем и повернулась к своей подруге.

— Ты все-таки извини меня.

— За что?

— Я забыла о твоем существовании. Забыла, что хоть кому-то должна отчитываться в своих поступках.

— Брось ты, ерунда. Но другой раз все-таки лучше позвони. Все-таки волнение старит женщину.

Валентина, занятая разговором, чуть не проморгала красный сигнал светофора и чудом сумела затормозить в полуметре от впереди идущей машины.

— Нет, Оксана, давай лучше помолчим, если хотим добраться целыми и невредимыми до бани.

Валентина пошарила рукой между сиденьями, извлекла кассету и вставила ее в магнитолу. Раздался сухой щелчок, и всю кабину наполнило пульсирование музыки. Оксана закивала головой в такт мелодии.

— Откуда у тебя это старье? — изумилась Оксана, вслушиваясь в музыку, в немного хрипловатый голос певицы.

— Да черт ее знает. Завалялась еще чуть ли не со студенческих лет, — рассмеялась Валентина.

Оксана раньше никогда не вслушивалась в слова этой песни. А теперь ее поразила одна единственная фраза: «В этой жизни я не долюбила», — надрывалась певица. Они странно поразили Лозинскую, словно бы нашлось объяснение ее отношениям с Александром.

«Вот именно, не долюбила, — подумала женщина. — Это нельзя назвать любовью, страстью. Это и впрямь нечто иное. Самое близкое, с чем можно сравнить мое безумство — так это с рюмкой водки, выпитой с утра для опохмелки. Не долюбила… Я доберу то, что когда-то не сумела добрать. Ну и глупая же ты! — призналась себе Оксана. — Думаешь о всякой ерунде. Всегда витаешь в облаках и не смотришь себе под ноги».

Она даже не успела заметить, как кончилась Москва, и Курлова вывела свой небольшой автомобиль на кольцевую автодорогу. Кассета уже успела кончиться, а новую Валентина ставить не спешила. Ветер свистел в открытом окне, обдавая Оксану своей сухой теплотой. Она прикрыла глаза. Ей показалось, это мужские руки касаются ее тела.

— На тебя посмотреть, — засмеялась Валентина, — так можно подумать, что ты девушка, которая первый раз в жизни влюбилась.

— Не издевайся, — попросила Оксана, — всякое может случиться.

— Ладно. Молчу. А вот уже и наш пансионат. — Курлова свернула на узкую, аккуратно асфальтированную дорогу с желтой разметкой и подъехала к невысоким деревянным воротам, выполненным в современном стиле. Каким-то чудом миновав приоткрытые створки и не задев их, она сумела проехать на территорию. Ее машину, скорее всего, здесь уже хорошо знали. Никто не стал их останавливать, и Валентина подъехала к небольшому зданию с узкими, высоко расположенными окнами на берегу реки.

— Ну вот, мы и на месте, — сказала она, заглушив двигатель.

Оксана выбралась на асфальт и несколько раз прошлась возле машины, чтобы размять затекшие ноги. Спокойствие спустилось на нее с небес. Пели птицы, шумели высокие деревья, журчала река.

— Ну, задумалась, — рассмеялась Валентина, — сейчас расслабишься.

Она приоткрыла обитую вагонкой и густо пропитанную олифой дверь бани, пропуская впереди себя подругу. Из влажного полумрака навстречу им вышла женщина в белом халате, наброшенном на голое тело.