Сьюзен Мейер - В неге объятий

Замерев на месте, Лаура Бэт вдруг все поняла. Для него она не долгожданная возможность, а одна бесконечная пытка.

– Иди!

Резко развернувшись, она выбежала из комнаты, но не успела еще добежать до лестницы, как поняла, что Антонио ошибается. Если он не попробует, то так и не узнает, сумеет ли ее нарисовать.

Ладно, сегодняшнюю схватку она проиграла, но в следующий раз она так просто не сдастся.

За ужином никто из них не стал возвращаться к больному вопросу. Антонио боялся брать в руки кисти, а Лаура Бэт хотела, чтобы он написал ее портрет. Ну или в ней просто разыгралось любопытство. Да и что в этом такого особенного? После того как Брюс ее бросил, она не могла избавиться от ощущения собственной никчемности. На каждом свидании она неустанно пыталась добиться от него каких-то особых слов, чего-нибудь романтического, но так и не сумела его расшевелить. А Антонио сам захотел ее нарисовать. И считает, что она само воплощение классической красоты. И что ее портрет может стать главным достижением его жизни.

Лаура Бэт отлично понимала, что он не вкладывал в эти слова никакого романтического подтекста, но ей так не хватало внимания и привязанностей, что она готова была воспринимать их в романтическом ключе. А он предлагает ей просто обо всем забыть и не обращать внимания? Ни о чем таком не думать? Не интересоваться?

Но ночью она свернулась калачиком под одеялом и нещадно ругала себя за то, что ведет себя как какая-то не в меру впечатлительная школьница. Ну и что, что еще ни один мужчина не называл ее красавицей и не приравнивал к произведению искусства? Ну и что, что ее еще никогда ни к кому не тянуло так, как тянет к Антонио? Она – беременная женщина, и у нее есть определенные обязательства, о которых нельзя забывать. Нельзя жить мечтами и глупыми фантазиями.

Едва ли не всю ночь проворочавшись без сна, утром она с трудом заставила себя выбраться из постели, отлично понимая, что Антонио предпочел бы, чтобы она проспала все утро, вместо того чтобы отстаивать свою профессиональную пригодность и необходимость. Да и в любом случае эта работа лишь временная. Антонио не хочет чувствовать то, что чувствует в ее обществе, а значит, как бы она ни старалась, через несколько недель ей все равно придется уехать.

Но хочет он того или нет, ему все равно нужна помощница, а ей нужно обеспечивать ребенка. Лаура Бэт почти не сомневалась, что, сложись все иначе, она наверняка бы сумела доказать свою незаменимость, но не вовремя проснувшееся желание рисовать все испортило.

Вытащив из шкафа потертые джинсы и серую футболку, Лаура Бэт задумалась. Слуги носят униформу, а сам Антонио разгуливает по дому в футболках…

Порывшись в вещах, она достала три юбки, три пары брюк и блузки, в которых обычно ходила на работу. Они в Италии, и сам Антонио одевается как обычный пляжный бездельник, но сама она – его пусть и временный, но все же личный помощник. Так может, если она оденется соответственно, он перестанет думать о портрете и разглядит в ней ценного работника?

Натянув серую юбку и белую блузку, походившую на обычную мужскую рубашку, она собрала волосы в пучок, на этот раз без карандашей, завершив образ серыми туфлями без каблуков. А вместо контактных линз достала очки в черепаховой оправе.

Антонио на завтрак не пришел, так что она быстро поела в одиночестве и отправилась в кабинет. Но и там его не было. Ладно, все равно у нее еще осталась целая охапка писем поклонников, на которые нужно было ответить. Обедая все в том же гордом одиночестве, она с трудом поборола желание и не стала спрашивать у Розины, знает ли она, куда ушел Антонио. Она – помощница, а не подружка. И даже не подруга. Если она хочет сохранить работу, о дружбе придется забыть. Потому что иначе рано или поздно она снова начнет лезть не в свое дело.

И о всяких романтических мечтах тоже нужно забыть. Раз и навсегда.

Но когда Антонио не пришел ни на ужин, ни на следующий завтрак, она всерьез забеспокоилась. А что, если он вернется лишь через две недели, скажет, что помощница ему не нужна, а потом оставит отдыхать еще на две недели в полном одиночестве? Неужели она напрасно трудится и у нее нет ни малейшего шанса здесь остаться?

Вернувшись в кабинет, она взяла три последних письма, отлично понимая, что через час ей уже будет нечего делать.

Вот и все.

Она положила готовые ответы к остальной стопке, которую Антонио так и не подписал.

Где же он?

И неужели она позволит ему так просто от нее отделаться?

Расправив плечи, Лаура Бэт глубоко вдохнула. Будь она проклята, если позволит еще хоть одному мужчине отослать себя прочь, небрежно потрепав по голове. И хочет он того или нет, она притащит его сюда и прямо скажет, что либо он всерьез отнесется к ее работе, либо она сразу же вернется домой. Благотворительность ей не нужна.

Вот только не стоит забывать, что работа ей сейчас важнее гордости. А значит, нужно заставить его выполнять собственную работу! Больше себя избегать она не позволит.

Горя праведным гневом, Лаура Бэт отправилась на кухню.

– Розина?

– Si?

– Где мистер Бартулоччи?

Экономка нахмурилась.

– Он велел вам не говорить.

– Да неужели? Так вы сами скажете его отцу, что помешали мне выполнять свои обязанности?

– Нет, мэм.

– Тогда говорите, где он.

Розина вздохнула.

– Мистер Констанцо весьма своенравен, но мой хозяин – Антонио.

– Здорово. – Лаура Бэт резко развернулась на каблуках. – Тогда я сама его найду.

– Хорошо, только в мастерскую не ходите.

Замерев у самой двери, она обернулась.

– В мастерскую?

Розина снова принялась месить тесто.

– Я ничего не говорила.

– А я даже на кухню не заходила, – улыбнулась Лаура Бэт.

После столь бурной реакции на предложение попозировать для портрета она и представить не могла, что в качестве убежища он выберет старый домик, где все станет напоминать о былом таланте, но, похоже, она еще недостаточно хорошо знала этого человека.

Ни минуты не медля, Лаура Бэт отправилась прямиком к мастерской по явно старой, но недавно отремонтированной каменной дорожке. Остановившись у совсем старой двери, выглядевшей так, словно об нее точили когти и зубы дикие звери, она осторожно повернула ручку и оказалась в загроможденной прихожей, в которой, казалось, свалили все на свете, за исключением рам и холста. На полу банки краски, причем не масляной, а малярной, заваленные бумагами стеллажи, какие-то непонятные куски и огрызки… Присмотревшись, она даже узнала образцы обивки для столовой.

Лаура Бэт оглянулась по сторонам, и чем дольше она всматривалась, тем больше всего узнавала. Похоже, мастерская давно превратилась во что-то среднее между кладовкой и свалкой. Антонио сказал, что не рисовал со смерти жены, но, судя по всему, кисти он забросил значительно раньше.