Дэни Коллинз - Искушение для затворницы

Ферн покраснела.

Он усмехнулся, нежно поцеловал ее в затылок и трясущейся рукой отодвинул спутавшиеся пряди волос от ее лица, а затем легонько прикоснулся к ее губам:

– Все в порядке?

– Просто пытаюсь не сгореть от стыда. Было довольно… э-э-э… – Она не находила слов.

– Точно, – согласился Зафир, уткнувшись носом ей в ухо. – Это стоило того, чтобы ждать.

Ферн перевернулась на бедро. Она все еще дрожала и не знала, на чем остановить взгляд, и одновременно пыталась стать прежней скромницей: поправила задранное платье и старалась не показывать, как ей хорошо. Она все еще была возбуждена и очень чувствительна.

Он отклонился назад на локте, а вторая рука покоилась на согнутом колене. Зафир еще раз пробежался по ней собственническим взглядом. Все в нем было великолепно, сексуально, и видно было, что ему уютно в своей наготе. Отблески света играли на его коже, окрашивая ее в золотисто-коричневый цвет. Безмятежная улыбка и его спокойный взгляд наполняли Ферн ощущением невыразимого восторга.

– Ты как султан, которому только что угодила наложница, – поддразнила она, довольная тем, что ей хватило смелости сказать это, хотя все равно стыдливо поправляла платье, смявшееся под мягким местом и бедрами.

– Когда-нибудь я стану герцогом, – ответил он, наклоняясь к ней и скользя ладонью по ее ноге вверх, под платье, – который соблазнил гувернантку. Я подумываю все же обзавестись гаремом – и чтобы все женщины в нем были точь-в-точь, как ты.

Она подалась вперед, украла поцелуй и сморщила нос в притворной гримаске:

– Лучше не напоминай. Меня пугают твои бесконечные титулы.

– Если когда-нибудь тебя вдруг стану пугать я или хоть что-то в этой жизни, в которую я тебя притащил, вспомни, что ты для меня значишь. Я целиком в твоей власти. Вожделею и безумно люблю…

Они слились в долгом и нежном поцелуе.

– И это не грех.

– Ничуть. Скорее благословение.

Сидя на краю кровати, Ферн обдумывала, какой из двух купальников выбрать. Зафир обхватил ее за талию крепкой рукой, привлек к себе и навалился своим мощным торсом.

– Ты что делаешь? – шепотом возмутилась она, как будто и впрямь не понимала. – Средь бела дня.

– Проверка веснушек, – прошептал он в ответ, принимаясь расстегивать на ней блузку.

Она хихикнула и запустила пальцы в его жесткую бороду, вспомнив, как однажды на ее вопрос, почему его так завораживают ее веснушки, он ответил: «Они напоминают мне, что нет четкой грани между моей английской и арабской кровью. Я совокупность обеих составляющих в одном человеке».

Она тогда растаяла и полюбила его еще больше за то, что он дает ей чувствовать себя той единственной, которая предназначена ему судьбой.

Когда Зафир принялся осыпать ее грудь поцелуями, она обхватила ногой его бедра, чувствуя, как возбуждение растекается по телу. Ферн вдруг замерла и моргнула, глядя в свод палатки, не веря, что все это происходит наяву – и чем только она заслужила эту жизнь?

Зафир поднял голову и недоуменно глянул на Ферн:

– Ты где витаешь? Чтобы сделать ребенка, нужны, знаешь ли, двое.

Она улыбнулась и в очередной раз поразилась тому, как точно он улавливает ее настроение.

– Просто до сих пор не верится, что мы вообще встретились. И не где-нибудь, а здесь. Мы могли познакомиться в Англии, но ведь нет – моя любовь нашлась в раю, куда не ступала нога простых смертных.

– Верю, что я бы в любом случае тебя встретил, где бы ты ни находилась, – ответил он, распахивая на ней блузку, чтобы полюбоваться ее обнаженными грудями. – Но я рад, что это случилось именно здесь. Знаешь, когда меня осенило? Когда я вел себя как последний придурок, а ты лишь пыталась помочь той девочке. Я почувствовал себя жалким червем. Виноватым по уши. Даже спать не мог.

– Поэтому пришел в мою палатку, злобный ты шейх.

И кстати, с той девочкой по сей день все было в порядке. Бедуины недавно провели в здешних краях пять дней и отправились дальше всего пару часов назад. Теперь перед Ферн стояла задача призвать девушек своего возраста учиться, а не выскакивать замуж сразу из колыбели. Делать это следовало осторожно, потому что от бедуинов зависело, как к ней будет относиться остальная часть населения К’Амары. Не стоит с ними ссориться.

Зафир уже начал сверлить ее взглядом. О работе придется подумать в другой раз.

– И ты бы сразу ушел в ту ночь, но мне не хотелось тебя отпускать, – вспоминала она, проводя рукой по его плечу под рукавом тобы.

Он склонился над ней в более властной позе.

– Наверное, я бы и ушел, но рад, что ты не настаивала.

Повинуясь ее прикосновению, он наклонил голову и страстно поцеловал в губы. Она едва сдержалась, чтобы не застонать – так ей было хорошо.

– Вот это я понимаю, – сказал Зафир, сжимая ладонью ее грудь и теребя сосок, отчего у нее сладостно заныло внизу живота.

Теперь их тела настроились на одну волну. Она обхватила его лодыжкой за поясницу и подтянулась вверх.

Послышались голоса мальчиков.

– Мама, ты там? – позвал Тарик.

Зафир отпрянул с побежденным вздохом и недовольно поморщился:

– Как всегда, вовремя.

Ферн усмехнулась и выпрямилась, наспех застегивая пуговицы на блузке. Ее щеки все еще горели, когда она отозвалась:

– Да, мы здесь, Тарик. Ты что-то хотел?

– Ты нужна Ахмеду.

У входа в палатку показалась тень и тут же разделилась надвое, когда их двухлетний сын сполз с плеч старшего. Нейлоновая ткань палатки промялась под маленькими пальчиками, и Ахмед произнес решительным голоском:

– Мамочка. Пойдем.

– Иду-иду, – заверила она, строя гримасу своему мужу и сползая с низкого матраса, чтобы открыть вход.

– Папа!

Ахмед понял, что Зафир тоже здесь, и, не обращая внимания на Ферн, взобрался на постель и принялся бороться с отцом. Он был вылитый Тарик, только глаза зеленые, как у Зафира, а пухлый ротик – как у Ферн.

– А, ну да, оно и видно, как ему не терпелось меня увидеть, – сказала она, обмениваясь улыбкой с Тариком.

Тот как раз вступал в пору взросления, и его плечи раздались вширь, а над верхней губой показалась легкая тень, и Ферн не могла не испытывать гордости, видя, в какого достойного молодого человека он превращается, но в то же время ей было грустно, что он вырос так быстро.

– Они с Садиком опять не поделили оранжевую лопатку, – пояснил Тарик, качая головой. – Ахмед разозлился, когда я попытался дать ему красную, стал искать тебя и расстроился, когда понял, что тебя нет рядом.

Малыши Ахмед и Садик приходились друг другу двоюродными братьями и были неразлейвода, но порой готовы друг друга растерзать, как казалось Ферн.

– Хочешь оставить его здесь? – спросила она.