Лиз Филдинг - Только для него

— Ты пробовал как-нибудь связаться с ней?

— Я хотел. Я хотел поговорить с кем-нибудь, кто знал моего отца, так что я поехал к ней, надеялся ее увидеть. Они как раз выходили из дома… — Он покачал головой. — Ей очень не хотелось, чтобы я, словно черный ворон, вторгался в ее замечательную семью и ворошил мрачное прошлое.

Наташа почувствовала, что глаза у нее наполняются слезами, она не могла вымолвить ни слова. Вместо этого она лишь крепко сжала его руку.

Дарий покосился на нее:

— Одобряешь? По-твоему, я поступил правильно?

— Совершенно правильно. — Она обвила рукой его талию, а он обнял ее за плечи, чтобы она могла положить голову ему на плечо. — А что случилось с твоими родителями? Наверное, что-то ужасное, иначе он не жил бы с бабушкой и дедом.

— Когда мне исполнилось несколько месяцев, Сорайя сильно заболела, и ей пришлось вернуться на родину. Она оставила меня с моим отцом, что кажется немного странным, но они не были женаты. Наверное, она боялась признаваться родителям, что живет с женатым мужчиной. Что у них есть ребенок.

— Если честно, для меня это тоже было бы трудновато.

— Похоже, они все уже знали. Спустя два дня после ее отъезда мой отец получил весточку от ее отца. Он хотел перевезти всю свою семью в Европу, и, чтобы получить выездные визы, им нужны были деньги на подкуп чиновников. Очень много денег. Подтекст был таков: если он хочет снова увидеть Сорайю, должен заплатить.

— Но… Какой ужас!

— Мой отец скрепя сердце поехал к деду и умолял его о помощи, и склочный старикан дал ему деньги, но с одним условием.

— Ты… — Она подозревала, что в его жизни случилось нечто странное, но никак не могла предположить что-то настолько кошмарное. Настолько жестокое.

— Он потерял наследника. Мой отец в его глазах лишился этого права. Я не был идеальным ребенком, рожденным в честном браке, но, кроме меня, у него никого не осталось.

— Ты был ценой, которую твой отец должен был заплатить, чтобы спасти твою мать.

— Рамзи состряпал официальный документ, по которому отец отказывался от родительских прав в пользу деда и бабушки. По условию, я жил с дедом и бабушкой, они обеспечивали мне хорошее образование и воспитание. Я становился наследником своего деда, но мои родители для меня как будто умерли… Отец подписал документ.

— Конечно, подписал. Что еще ему оставалось делать? Он любил твою маму, Дарий; он не мог оставить ее.

— Да. Я был в безопасности, а она нуждалась в его помощи.

Над рекой пролетел зимородок; уточка собирала свое пушистое потомство. Откуда-то с реки послышался восторженный визг ребенка. Несколько минут назад все шло просто замечательно, но чудесный день вдруг словно накрыла черная тень.

— Что же потом? — спросила она.

— Мой дед передал деньги, отец поехал в аэропорт, и больше уже никто не видел ни его, ни мою мать. Правда, никто их особенно и не искал.

— Мне так жаль…

— Когда дед умер, я настоял, чтобы Рамзи предпринял нормальный розыск моих родителей, прежде чем дом выставят на торги. Если бы оказалось, что мои родители живы, я бы все передал им.

— Ты не мог продать что-нибудь из этого дома?

— К сожалению, Хедли не были знаменитыми коллекционерами предметов искусства. Никто из них не позаботился о том, чтобы заказать фамильные портреты Томасу Гейнсборо, купить импрессионистов, когда они были дешевыми, прихватить парочку картин Пикассо…

— Предки часто бывают недальновидными. А как же земля? Или коттеджи?

— Земля находится в Зеленом поясе и потому не подлежит застройке. В коттеджах живут бывшие слуги с семьями. Все, что я выручу от продажи дома, потрачу на то, чтобы помочь им с переездом.

— А квартира в Лондоне?

— Когда у деда обнаружили болезнь Альцгеймера, Рамзи настоял, чтобы он подписал генеральную доверенность на мое имя. Квартиру я продал, чтобы оплатить уход за ним. Осталось еще немного денег, но их не хватит для оплаты налога на наследство.

— Может быть, твой дед и вырастил тебя, Дарий Хедли, но ты совсем не похож на него.

— К семнадцати годам я уже почти стал таким. Высокомерный, избалованный, я думал, что весь мир принадлежит мне. Если бы я остался здесь жить, то стал бы таким же, как он.

Наташа хотела сказать ему, что он ошибается. Но вместо этого просто крепче обняла его, и он зарылся лицом в ее волосы. Спустя какое-то время он продолжил:

— Бабушка пришла на мою первую выставку. Тогда она уже умирала, но все-таки бросила ему этот вызов. Я был на ее похоронах. Дед, увидев меня, решил, что это мой отец, и стал кричать…

— Рамзи удалось разузнать что-нибудь о твоих родителях? — спросила она, отчаянно пытаясь отвлечь его от этой ужасной картины.

— Только слухи. Одни говорили, что всю семью Сорайи схватили при попытке пересечь границу, и они либо в тюрьме, либо умерли. Другие — что мой отец все выдумал только ради того, чтобы получить деньги, а они с Сорайей живут где-то под теплым солнышком… Третьи уверяли, что отца просто поймали на удочку. Стоило ему передать деньги, он перестал получать вести от семьи Сорайи. Выбирай любой вариант.

— Нет. Только не последнее.

Впервые за весь день легкая тень улыбки смягчила черты его лица.

— Ты абсолютно уверена?

— На сто процентов, — ответила она. — Если бы Сорайя собиралась обмануть твоего отца, она избавилась бы от тебя, когда узнала о своей беременности.

Полностью сосредоточенная на нем, на его боли, Наташа увидела в его взгляде целый вихрь эмоций: проносящиеся облака радости, горечи, тьмы и света, все оттенки серого.

— Значит, в детстве ты ничего об этом не знал?

Дарий покачал головой.

— Это Гэри рассказал тебе. Кто же еще! Это случилось, когда вы выпили слишком много пива во время наблюдения за совами и барсуками? — воскликнула Наташа.

— Нет, язык ему развязало не пиво. Это сделал мотоцикл. У него был старый мотоцикл, который он буквально собрал по кусочкам. Он научил меня ездить на нем, когда я дорос до педалей. Когда мне исполнилось семнадцать и я получил на день рождения новенький мотоцикл, первым, с кем мне хотелось поделиться радостью, был Гэри.

— Ох… — Она уже предчувствовала, куда повернет его рассказ.

— Мне — молодому, нахальному, избалованному — и в голову не приходило, как он на это отреагирует. Конечно, у меня всегда было всего больше, чем у него, но мотоцикл был такой взрослой вещью, о которой он мечтал и которую он никогда не смог бы себе позволить на те деньги, которые получал, работая на моего деда. Я ни секунды не работал, а только получал… и все потому, что моя фамилия — Хедли. Словно пропасть тогда разверзлась между нами, и он использовал единственное доступное ему средство, чтобы снова оказаться выше меня. Он просто рассказал мне о моих родителях. О том, как мой отец продал меня, чтобы развлекаться со своей шлюхой.