Кейтлин Крюс - Согрей мое сердце

– Любовь без боли невозможна! – воскликнула она.

– Холли. – Тео выпрямился и подождал, пока она не остановила свой взгляд на нем. Она задрожала всем телом, и Тео безумно хотелось броситься к Холли, схватить ее в охапку и успокоить бушующий в ней шторм. Но он остался стоять на месте. – Ты веришь, что любовь неотделима от боли. Что она может сломать тебя. А если боли нет, ты придумываешь ее.

Рот женщины приоткрылся, дрожь внезапно прекратилась.

– Ты намекаешь на то, что у меня не все в порядке с головой? – спросила она ледяным тоном.

Кажется, впервые в жизни Тео понимал ее, себя, все то, что было между ними тогда и сейчас.

– Я не утверждал ничего подобного, – мягко возразил он. – Многие из нас выросли такими, какими нас хотели бы видеть наши воспитатели, прежде всего родители. Мы можем с пеной у рта доказывать, что это далеко не так, что мы перенимаем у родителей только те качества, которые нам нравятся, однако же, пожалуйста, я сын своего отца, и не важно, хочу я этого или нет. Так же как и ты – дочь своего отца.

Холли с шумом втянула в себя воздух.

– Будь осторожнее, Тео, – предостерегла она его. – Мой отец был хорошим человеком. Хорошим и настоящим. Я не позволю тебе использовать его как обоснование твоей мысли. – Ее глаза сверкнули и потемнели, губы задрожали. – Если во мне есть что-то хорошее, это его заслуга.

– Он научил тебя скорбеть, – осторожно сказал Тео, словно говорил с испуганным ребенком, и точность его замечания заставила ее замереть. – Он научил тебя целиком, без остатка, посвятить себя человеку, которому вы были не нужны.

– Он любил ее! – выкрикнула Холли.

– Так же, как моя мать любила отца, и что в итоге? – Тео был безжалостен, но ничего не мог с собой поделать. – Любовь живая, Холли. Разве ты это не видишь? Она не вырезана из камня. Это не испытание на выносливость, созданное лишь для того, чтобы ломать людей. Ты можешь любить меня и без всего этого ада, дорогая. Без боли, страха потери и страдания. Просто люби!

Холли издала звук, слишком болезненный, чтобы его можно было принять за смех, и сердце Тео облилось кровью.

– Откуда ты это знаешь? Какие у тебя доказательства? Все, все в истории наших отношений доказывает только одно: нам предначертано судьбой расстаться.

– Те шесть месяцев на Санторини были лучшими в моей жизни, – вкладывая в свой взгляд любовь, признался Тео. – Я забыл про ад. Я забыл про страх. Между нами никто не стоял. И мы были счастливы. – Он сделал ударение на последнем слове и подождал, когда это дойдет до ее сознания. – Вот почему ты сбежала, верно? Любовь – это не страх потерять себя. Полюбить – значит обрести себя. Стать цельным, счастливым и любимым. То, что не удалось твоему отцу.

Тео не мог сказать, что его очень уж удивила ее реакция, когда Холли побледнела и отшатнулась, словно он ее ударил.

Как же он хотел, чтобы она его поняла! Чтобы призналась самой себе, что если он и ошибся, то не намного. Может, тогда…

– Холли…

– Нет! – выкрикнула она, точнее, думала, что выкрикнула, потому что ее голос был не громче шепота. – Ты сказал достаточно. Более чем достаточно. Я больше не хочу тебя слушать.

Сердце Тео разрывалось на части, но он подчинился. Подчинился, потому что стремился оберегать ее, а не причинять ей боль.

Но в этот раз Холли не сбежала, когда он спал. Нет, она прошла мимо него и не оглянулась, бледная как смерть.

И Тео позволил любимой уйти, сознавая, что помочь ей справиться с ее демонами он не в состоянии. Он лишь раскрыл ей глаза, но выбор… выбор должна сделать сама Холли. А он пока попробует склеить осколки своего во второй раз разбитого сердца.

Холли уже преодолела половину сверкающего, напоенного ароматами свежести лобби «Харрингтона», когда услышала, как кто-то ее зовет. И это был не Тео – единственный человек, с которым она мечтала быть вместе и которого решила избегать.

Ей хотелось умереть. Точнее, ей казалось, что она уже мертва… Может, тогда она станет свободной от чувств, которые волновались в ней, как штормовое море.

Но вместо того, чтобы забиться в какой-нибудь уголок, она остановилась и вымученно улыбнулась женщине со значком служащей «Харрингтона».

– Миссис Цукатос, – приветствовала ее женщина с британским акцентом. – Мне, право, очень жаль. Я управляющая отелем, и я хотела принести вам извинения за недопустимое вторжение в вашу личную жизнь. Я все утро проговорила по телефону с нашим исполнительным директором, Изабелл Харрингтон. Она была очень серьезно обеспокоена, если не сказать, пришла в ужас. Она попросила меня передать вам извинения от имени отеля «Харрингтон» и лично от нее за…

– Простите, – перебила ее Холли, – но я не понимаю, о чем вы говорите.

Она не спешила уйти, радуясь возможности думать о чем-то еще, кроме Тео, их брака и невообразимого хаоса, в который она превратила свою жизнь.

– Боюсь, недавнее внимание, проявленное к вам со стороны газет, стало прямым следствием недопустимых поступков одного из сотрудников отеля, – удрученно произнесла женщина. – Этот человек, разумеется, лишился своей должности, и мы раздумываем над тем, какие дисциплинарные меры к нему применить. – Она помедлила и негромко кашлянула. – Он считал, что таким образом поможет отелю, поскольку точно так же поступил сотрудник «Чатсфилда». Он, к сожалению, не подумал о том, что, подставив под удар нашего гостя, он наносит урон нашей репутации. Я не думаю, что это имеет для вас значение, миссис Цукатос, так как вы пострадали, но он искренне полагал, что помогает отелю.

Во время этой речи взгляд Холли упал на ее отражение в одном из огромных зеркал, висевших на дальней стене.

Она выглядела помятой и разгоряченной, словно страдала лихорадкой. Или как женщина, которая весь день провела в постели с мужчиной и покинула ее, даже не причесавшись.

Честно говоря, сейчас она была очень похожа на ту девушку, которая познакомилась на Санторини с Тео Цукатосом. Самую обычную девушку. Как будто не было утомительно тянущихся часов, проведенных в салонах красоты, чтобы добиться того лоска, который свидетельствовал бы о принадлежности к высшему классу. Ни тщательно подобранная дорогая одежда, ни выражение лица, скопированное у женщин, чей образ жизни переняла Холли, не могли это скрыть.

«Любовь – это не страх потерять себя», – сказал Тео, но Холли не могла позволить себе думать об этом. Не могла допустить, чтобы его слова пустили в ней корни. Если это все-таки произойдет, пути назад не будет.

Поняв, что управляющая, пряча тревогу за вежливостью, уже несколько секунд ждет ее ответа и вот-вот снова начнет рассыпаться в извинениях, Холли поспешно сказала:

– Все в порядке. Я ценю вашу заботу и принимаю ваши извинения. Правда. Но, боюсь, я должна съехать. Немедленно.