Виктория Уолтерс - Вторая любовь всей моей жизни

Он широко улыбнулся.

– Просто наслаждаюсь вечером. Здесь так спокойно. Теперь понятно, почему ты так любишь это место.

– А как живут в Плимуте?

– Гораздо больше суеты. Конечно, не сравнить с городом вроде Лондона, но там мне никогда не доводилось возвращаться домой, глядя на звезды. Это место действительно располагает к размышлениям.

– О чем, например? – я вдруг поняла, как мне хотелось узнать его лучше. Я привыкла к людям, которых знала очень давно. О Роберте мне почти ничего не известно, и было в этом что-то непривычное. К тому же это немного расстраивало. До встречи с ним я понятия не имела, как может человек считаться загадочным. А он оказался именно таким. Это и интриговало, и беспокоило одновременно. Он пожал плечами, но, судя по сосредоточенному выражению лица, думал он не о повседневных вещах.

– Да о чем захочется. Удивительно: живешь себе, работаешь допоздна каждый день, делаешь то, что от тебя требуется, и даже не можешь остановиться на минуту, подумать – а то ли это, чем ты вообще хочешь заниматься?

Мы подошли к воротам моего дома, остановились. Наши взгляды встретились. Где-то в животе у меня все затрепетало, и, чтобы подавить это ощущение, пришлось сглотнуть.

– Хочешь… хочешь войти? – еле выдавила я, не будучи уверена, какой предпочитаю услышать ответ, но довольная тем, что решение придется принимать ему. На этот раз никаких случайностей не будет.

– Думаю, мне стоит позволить тебе выспаться, – наклонившись, он коснулся губами моей щеки. – Я безумно рад проводить это лето с тобой, – шепнул он мне на ухо.

Выпрямившись, он еще мгновение искал мои глаза и внезапно подался вперед и поцеловал меня в губы. Все произошло слишком быстро, и он сразу же отстранился, как будто следующий поцелуй пошатнул бы его решимость уйти. Мою бы точно пошатнул. Даже от столь легкого, нежного поцелуя по моему телу пошли волны тепла. Я не была уверена, что кто-то из нас смог бы себя контролировать, если бы мы дали волю страсти…

Я наблюдала, как он спускался по дороге, и повернула к дому, с недовольством отмечая чувство пустоты, вызванное его уходом. Ведь я знала, что, даже если бы не поехала на пленэр, он все равно вернулся бы домой к концу лета. Ничто не в силах было предотвратить нашу разлуку. То, что было между нами – что бы это ни было, – было обречено на недолговечность.

У порога меня встретил Тейлор, и его вид отогнал мои мрачные мысли. Он с урчанием побежал за мной к лестнице, и я позвала его с собой наверх. Я забралась в постель, он тут же прыгнул и умостился у моих ног на покрывале. Его присутствие согревало и успокаивало. Как приятно, что я нашла его с помощью Роберта.

Я чувствовала себя в начале новой главы своей жизни и знала, что единственным способом продолжить листать ее страницы и идти вперед было решить, смогу ли я поехать на этот пленэр. Я должна была понять, хочу ли я рисовать. Могу ли я все еще этим заниматься. Время пришло. Бежать или прятаться я больше не могла.

Когда я приехала, на пляже не было ни души – все из-за затянутого тучами неба. В руке я сжимала альбом, сердце стучало где-то в районе горла. Я разложила на песке покрывало настолько близко к морю, насколько было возможно, чтобы меня не окатило нахлынувшей волной, и уселась на нем с альбомом на коленях. Взяв карандаш, я уставилась на, казалось бы, бесконечную темно-синюю воду. Я начала было делать штриховку моря, как уже делала много раз до этого, но снова почувствовала кризис. Вздохнув, я принялась постукивать карандашом по бумаге. Внезапно тучи стали рассеиваться, кое-где появились светло-голубые лоскутки неба.

– Так и думала, что это ты, – услышала я чей-то голос сквозь пелену своего разочарования. Передо мной стояли Эмма и Джон, держась за руки. Я улыбнулась.

– Мы только что позавтракали у миссис Моррис. А ты что… рисуешь?

– Пытаюсь. Посидите со мной?

Они примостились рядом на покрывале. Эмма в длинном платье сегодня просто источала сияние, а на Джоне были легкая рубашка и светлые брюки. На вид – идеальная пара, но, вместо того чтобы ощутить свое одиночество от этого, я почувствовала прилив вдохновения. Не считая случайных набросков знакомых людей, я преимущественно изображала пейзажи, и каждый раз мои работы были такими… педантичными. Я всегда писала на картинах то, что видела, а не то, какие ощущения у меня это вызывало.

Джон рассказывал Эмме что-то о раздражающем его клиенте на работе, и в том, как она смотрела на него, я увидела любовь. Внезапно я снова ощутила искорку. Мне больше не хотелось рисовать вещи. Своими картинами я должна о чем-то говорить. Я снова коснулась карандашом бумаги и стала делать наброски, как они сидят на покрывале, глядя друг на друга, их руки переплетены. Затем я обозначила глаза Эммы и отметила ту искорку, которую видела в них. Я провела линию между ее глазами и глазами Джона. Рисунок приобрел элемент абстракционизма – я изображала то, как вижу эту связь между ними. Я смотрела сквозь них, как на тени, а рисовала людей, которых знаю. Я нарисовала сердце Эммы, которое билось у нее под платьем, хотя и не могла его видеть; я представила, как оно выглядит, когда она говорит с мужем. Я почувствовала дрожь, которую не чувствовала давно, и потеряла интерес ко всему, кроме того, что создавалось на бумаге. Боже, как же это было чудесно! У меня колотилось сердце, я ощущала, как адреналин распространяется по телу. Я знала, что у меня на лице играет улыбка, несмотря на то что глаза были сосредоточенно сощурены.

– Роуз, – громкий голос Эммы отвлек мое внимание.

Я подняла взгляд:

– Что?

– Нам пора. Мы не хотели тебе мешать, но мы пробыли тут уже два часа, – произнесла она с жизнерадостной ухмылкой. Я могла поспорить, она была довольна тем, что я вернулась к рисованию. – А можно посмотреть?

– Еще нет, – ответила я. – Ничего, я все запомнила, – я снова взглянула на рисунок. – Поговорим позже.

Я ощутила, как мне что-то накинули на плечи: Джон оставил свою куртку. Я подняла голову, чтобы поблагодарить его, но их уже и след простыл. Я взглянула на полуготовую работу и могла сказать, что это было лучшее, что я когда-либо делала. В самом деле могло что-то получиться. Это было что-то другое. Возможно, я наконец дала волю чувствам в своем творчестве. Я закусила губу. Все оказалось не так страшно, как я думала. По правде говоря, было такое чувство, словно тот груз, который я все время чувствовала в груди, немного полегчал.

На бумагу упала капля. Я нетерпеливо смахнула ее, снова начав штриховать. Но тут другая капля смазала уголок моей работы, и мне пришлось поднять голову. Следующая капля упала мне прямо в глаз, и я поняла, что начался дождь. Небо над головой почернело, пляж полностью опустел – осталась одна я. Вот незадача. Я судорожно закрыла альбом, сгребла рюкзак и покрывало с песка как раз перед тем, как полило по-настоящему. Дождь хлестал тяжелыми каплями. Я развернулась, приготовившись к побегу, но в этот момент мой взгляд упал на террасу, ведущую к отелю. Там стоял Роберт. Он наблюдал за мной.