Виктория Уолтерс - Вторая любовь всей моей жизни

– Вот черт, – пробормотала я, принимаясь собирать бумаги и надеясь, что не устроила окончательный беспорядок в его работе.

Я сложила все документы и взяла в руки папку. Она была открыта, и я заметила торчащий из нее уголок газетной вырезки. Я бросила взгляд на дверь ванной: все еще занято. Я вытащила газету и улыбнулась: это была статья о распродаже моих картин. Как мило, что он хранит ее. Ведь именно это привело его в Толтинг. И ко мне. Я уже было стала засовывать ее обратно в папку, но внезапно остановилась, потому что поняла: там полно других вырезок. Заинтригованная тем, что хранил Роберт, я принялась перебирать их и наконец осознала, на что смотрю.

Я извлекла одну из вырезок. На меня смотрел Лукас. Это было его прекрасное лицо – лицо человека, которого я любила десять лет. Статья гласила об автокатастрофе. Вся папка была полна газетных вырезок об аварии и последующем судебном разбирательстве. В каждой говорилось о Лукасе. Я уставилась на один из заголовков: «Невиновен: в иске отказано из-за ошибок полиции». Я выдохнула и уронила газету на пол.

Мне стало дурно. Что это значит?

Дверь ванной отворилась, появился Роберт.

– Что ты делаешь? – удивленно спросил он, увидев меня на полу на коленях посреди груды бумаг. Наконец он опустил глаза. – Это?.. – он дернулся вперед, но я остановила, подняв руку. – Роуз, я могу объяснить…

Я перебила, глядя на него в растерянности:

– Я не понимаю, зачем ты собирал все это?

Роберт выглядел страшно испуганным. Он медленно опустился на колени напротив меня.

– Роуз…

– Тут все, что газеты писали о Лукасе. Зачем?

Я схватила ручку, лежащую передо мной, чтобы просто держать что-то в руках, и мой взгляд упал на надпись на ней: «Адвокатское бюро Грин».

– Грин? – произнесла я, чувствуя, как забилось сердце. Я медленно подняла глаза на Роберта. В его взгляде застыло выражение боли. – Это твоя адвокатская фирма? Роберт?

Он кивнул.

– Твоя фамилия – Грин? Роберт Грин. Но не тот же Грин, что… – я осеклась, будучи не в состоянии закончить фразу. Казалось, я погрузилась в какой-то кошмар.

Он снова кивнул.

– Джереми Грин – мой брат, – с трудом выговорил он.

Я выронила ручку. Джереми Грин. Пьяный водитель, врезавшийся в автомобиль Лукаса той ночью. Человек, из-за которого погиб мой муж. Тот самый Джереми Грин, которого признали невиновным и который покинул здание суда свободным человеком, не понеся наказания за то, что забрал жизнь человека, которого я любила. Я затрясла головой, не в силах принять это. Голова пошла кругом.

– Ты его брат? – повторила я, отчаянно надеясь, что он скажет, что я не расслышала. Я мысленно заклинала, чтобы он ответил, что это неправда, но все же понимала, что мои надежды тщетны. Все было написано на его лице. Воцарилась тишина; я слышала только, как стучит мое сердце.

Наконец Роберт утвердительно кивнул.

– Да. Прости меня, Роуз.

– Позволишь мне объяснить? – спросил Роберт, подняв голову и встретившись со мной взглядом.

У меня заныли колени. Я сменила позу, подобрав их к груди и обхватив руками так крепко, что побелели суставы. Я опустила глаза на оброненную ручку. Выдержать взгляд Роберта я не могла, зная, что глаза его исполнены лжи. Я ничего не понимала. И я должна была узнать все до конца, потому что это была какая-то бессмыслица. Я кивнула, предлагая ему говорить. Сама я в тот момент говорить была не в состоянии.

– Думаю, ты догадалась, что у меня не лучшие отношения с семьей. Знаю, особо я ничего не рассказывал, но видел, что ты заметила мое желание быть подальше от них этим летом. В основном от отца, – он помолчал, набирая в легкие воздух. Я почувствовала, что он коротко взглянул на меня и снова отвел взгляд. Он все еще стоял передо мной на коленях. – Моему отцу очень сложно угодить. Сколько себя помню, он всегда держал семью в ежовых рукавицах, возлагая на нас надежды, которые было практически невозможно оправдать. Мне удавалось с этим справляться, делая все, чего он от меня хотел. Я стал юристом и начал работать в его компании. В общем, изо всех сил старался быть идеальным сыночком. А вот мой брат вел себя совершенно иначе. Он терпеть не мог контроль отца. Его без конца исключали из частных школ, он проваливал все, что поручал ему отец. Наконец отец понял, что Джереми никогда не займется семейным бизнесом, как я, и попытался решить проблему деньгами: он отправил Джереми за границу, в университет в Нью-Йорке, заплатив за то, чтобы его приняли. Несколько лет мы с матерью его почти не видели. Когда он окончил учебу, отец вернул его домой в надежде, что он займется карьерой. Однако оказалось, что вдали от дома Джереми пристрастился к азартным играм и при любой возможности просто-напросто сбегал в Лондон – кутить и играть. Однажды вечером они здорово поскандалили – когда отец узнал, сколько Джереми задолжал в казино. Он сказал, что лишает его наследства и больше не будет вытаскивать из финансовых передряг – пусть разбирается сам, как хочет. Он думал, так он исправится. Но брат просто вылетел из дому и сломя голову помчался прямиком в ближайший бар. Об их ссоре мне стало известно вечером, когда я вернулся с работы, а Джереми не отвечал на мои звонки. Я понятия не имел, где он мог находиться, иначе я бы отправился за ним.

Я закрыла лицо руками и затрясла головой.

– Хватит. Пожалуйста, хватит, – в отчаянии прошептала я. Мне не хотелось, чтобы все это было правдой. Мне это не было нужно. Я взглянула на Роберта: у него по щеке катилась слеза.

– Я должен тебе рассказать, – шепотом ответил он, взглядом умоляя меня дослушать.

Я уткнулась лицом в колени.

– Вскоре, около восьми часов, в дверь позвонили. Помню, как нервничал, собираясь открыть. Отец был в бешенстве, и я понимал, что, если Джереми покинул дом в таком состоянии, он мог наломать дров. И все же к тому, что я услышал, я не был готов. Это была полиция. Я думал – ну все, Джереми погиб, – но нет, он был жив, хоть и попал в аварию. Вот и все, что было нам известно на тот момент. Мы сразу же поспешили в полицейский участок. С ним все было в порядке – только пара порезов и ссадин. Помню, какое облегчение почувствовал, увидев его живым и здоровым. Он был моим братом, и я любил его, как бы там ни было. Я знал, как непросто нам было взрослеть, хотя я не оправдывал его поведение. И я чувствовал себя виновным за то, что не уделял ему достаточно внимания. Я так старался услужить отцу, что совершенно забыл о собственном брате. И я его обнял. Я обнял его, – повторил он, словно бы сам не верил в то, что сделал.

Мне показалось, что я не могу дышать. Я хватала ртом воздух, слезы градом сыпались мне на колени, и я не могла их остановить. Как слова Роберта, они лились, не прекращаясь, бесконтрольно. Как же я хотела, чтобы этот кошмар прекратился.