Дж. Майнтер - Свои люди

Тут я услышал посторонний звук и вспомнил, что у нас в доме гости. В кухню вошла Келли. Сказать, что она неуверенно держалась на ногах, значит, ничего не сказать. Она ухватилась за стол, как тонущий хватается за борт лодки.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил я, стараясь придать себе суровый вид.

Но это у меня плохо получилось. Несмотря на похмелье, она выглядела весьма привлекательно и сексуально. Ее губы были припухшими, в розовой помаде, волосы растрепаны, но не как после сна, а как после веселой вечеринки.

— Пойду лягу, — сказала она. — Где мама?

— Они обе пошли по магазинам.

— Очень удачно.

— Да. Долго веселились?

— Только что пришла.

— Ты готова к завтрашнему собеседованию в университете Барнард? Кофе хочешь?

Я налил дымящегося кофе и протянул ей. Она потянулась за чашкой, ей понадобились две руки, чтобы удержать ее. Для этого пришлось оторвать их от стола.

Тут запах кофе достиг носа Келли, она уронила чашку, и ее мгновенно и обильно вырвало, прямо на наш кухонный кафель. Затем она рухнула бесформенной грудой из светлых волос, косметики и поношенных туфель на высоком каблуке. Так она и уснула, в один момент.

— Что с тобой случилось? — спросил Рикардо Пардо своего сына Микки.

Его помощники как раз заканчивали разгружать черный фургон «Мерседес», который он пригнал в город. Отец смотрел на сына со смешанным выражением гордости и неудовольствия. Микки молча стоял перед ним в черном купальном халате.

— Мне что, надо повторить свой вопрос?

Микки подумал, не соврать ли ему, но ложь всегда выводила его отца из себя. Рикардо смотрел на сына.

Они были примерно одного роста и очень похожи, только у Рикардо был заметный живот и густая, черная с проседью борода, спускавшаяся на грудь.

— Я слезал крыши в доме Пэтча, чтобы добраться до Филиппы, и упал, — признался он.

— Что-что? — резко спросил Рикардо.

Двое его помощников, разгружавших коробки с банками краски, испуганно попятились.

— Что слышал, — ответил Микки.

— Привет, милый, — сказала его мама Люси, которая только что приехала на собственном «Мерседесе» из Монтока. Она была красивой женщиной — бывшая модель из Венесуэлы. То, что Микки унаследовал черты обоих родителей — грубоватую внешность отца и красоту матери, — производило забавное впечатление.

— Как Филиппа, дорогой? — спросила мама.

— Ее отец не позволяет мне встречаться с ней.

— Знаешь, сынок, если общение с твоими приятелями чуть тебя не убило, то, может, стоит его прекратить? — заметил отец.

— Что ты сказал?

— Что слышал, mijito desobediente!

— Ты с ума сошел, отец!

— Chiflado? Ты так думаешь? А я думаю, что больше не должно быть никакой Филиппы. Я согласен с Джексоном Фрэди. И хватит выставлять нашу семью на посмешище.

Рикардо и Микки обменялись сердитыми взглядами, потом Микки устремился в свою спальню и хлопнул дверью. Он бросился на кровать, точнее, туда, где, как он полагал, находилась кровать. Однако когда он почувствовал соприкосновение твердого пола со своим локтем, то вспомнил, что накануне, находясь в некоторой эйфории от обезболивающих лекарств, он сделал перестановку в комнате, а все ковры и прочие мягкие вещи задвинул в угол.

— О-о-о, — простонал он.

В понедельник Дэвид уныло брел из школы после уроков. Весь день он ходил так низко повесив голову, что учитель спросил его, не сломал ли он себе шею.

Дэвид договорился встретиться с Амандой в «Серебряных шпорах». Он планировал прийти туда пораньше и заказать себе молочный клубничный коктейль, надеясь, что это немного подсластит его жизнь.

— Эй, плакса! — насмешливо крикнул ему кто-то.

— Эй, все расступитесь перед самым чувствительным человеком на свете! — крикнул другой.

Дэвид оттолкнул парня с дороги, даже не взглянув на него. Парни из школьной хоккейной команды, конечно же, смотрели игру «Рейнджеров» с «Флаерсами» и все видели. А ребята из его баскетбольной команды и не думали защищать его. Все это происшествие было более чем неприятно. Вся школа знает об этом и не скоре забудет.

По пути в ресторан он позвонил Джонатану. Это был третий номер, записанный в его мобильнике — после матери и Аманды. Джонатан взял трубку.

— Ты готов выслушать мой совет? — спросил Джонатан после того, как Дэвид рассказал ему, что сделала Аманда.

Конечно, это сильно отличалось от того, что Джонатан видел собственными глазами.

— Готов.

— Порви с ней, прежде чем она порвет с тобой.

— Почему? — спросил Дэвид.

Он остановился посреди Бликер-стрит, и водитель такси обругал его на фарси, который Дэвид немного понимал, потому что прошлым летом с родителями ездил в Иран. Поэтому он извинился на фарси, и шофер сказал, что все в порядке.

— Она обманывает тебя.

— Но я люблю ее.

— Послушай, ты должен быть сильным.

— Должен?

Дэвид уже подходил к ресторану, и вывеска в виде серебряных шпор маячила перед ним подобно огромным серьгам Аманды.

— Пошли ее к черту.

— Ни за что!

— Это единственный выход, — успел сказать Джонатан, прежде чем Дэвид отключился.

Дэвид увидел Аманду, входившую в ресторан с мрачным выражением на лице. Она была такая маленькая. Дэвид тряхнул головой. У них могло быть все хорошо. Он вздохнул и толкнул дверь.

— Что будешь брать? опросил он, садясь рядом с ней.

Вид у обоих был несчастный.

— Пиццу с сыром, ветчиной и томатами, — сказала Аманда.

Она всегда заказывала что-то подобное, а потом, съев пару кусочков, отодвигала тарелку. Они сидели недалеко от двери, которая постоянно открывалась и закрывалась, впуская холодный воздух. Им было зябко. Подошла официантка и положила меню.

Они смотрели друг на друга, и Дэвид думал о том же, о чем всегда: какая она красивая с ее длинными светлыми волосами и пронзительными зелеными глазами.

— Кто это был? — спросил Дэвид.

— Я не хочу об этом говорить, — сказала Аманда. — Я не уверена, что это что-нибудь значило. Может, значило, может, нет.

— Я больше не хочу тебя видеть.

— Что? — спросила она.

— То, что слышала. Ты обманула меня, я не могу тебе верить. Все кончено.

Он поднялся и почувствовал слабость в ногах. Но он понимал, что совет Джонатана верный.

— Дэвид, подожди.

— Не могу. Я знаю, в том, что произошло, никто не виноват, но я не могу больше тебя видеть.

— Ты поступаешь неразумно.

Ее голос дрогнул, что было для нее несвойственно.

Может, он ей действительно не безразличен? Раньше он никогда не осмеливался в это поверить. А теперь было слишком поздно.

Аманда тоже встала.