Аннэ Фрейтаг - Счастье рядом

– Мне нужно спросить маму.

– Что тебе нужно спросить?

Ее голос за моей спиной напугал меня до смерти. Я вздрагиваю, открываю глаза и рассерженно смотрю на нее.

– Подожди секунду, – говорю я Оскару, поворачиваюсь к маме и тихо фыркаю: – В этот раз ты точно не стучалась.

– Нет, – отвечает она, ее глаза зло сверкают. – Я хотела удостовериться, что ты не упала в обморок в туалете. – В ее взгляде можно заметить мысли о тысяче вещей, но прежде всего страх. Каждую секунду нового дня она ждет, что потеряет меня. Скоро это произойдет. Но не сегодня.

– Я болтала с Оскаром, – говорю я и кусаю нижнюю губу.

В ее глазах мелькает улыбка, хотя уголки рта остаются неподвижными. Зато появилось выражение лица « Боже, моя дочь влюбилась» . Хотя, может быть, она просто рада, что я еще жива. – Ты хотела меня о чем-то спросить?

– Ах да, – киваю я головой. – Можно Оскар поужинает с нами сегодня?

– Это не самая лучшая идея, – она делает шаг назад.

– Почему?

Она показывает на телефон.

– Оскар еще тут? – Я киваю и смотрю на нее в ожидании. – Ларисса и Бастиан поссорились, – отвечает она шепотом. – Он не придет сегодня вечером.

– И?

– Наверное, было бы лучше пообедать в кругу семьи . Только мы вчетвером, – последнее она подчеркивает как волшебное слово, которое заставляет меня замолчать на секунду.

– А для кого так было бы лучше? – спрашиваю я и поднимаю брови. – Точно не для меня.

Я слышу, как Оскар что-то говорит мне. Что-то вроде « Креветка, я могу зайти позже» .

– Тесса, дорогая, послушай, я… – мама смотрит на меня, и я понимаю, что она ищет пару убедительных аргументов, ведь Оскар ни при каких обстоятельствах не должен подумать о ней плохо. Мама будет не мама без желания всегда создавать видимость идеала.

– Я тоже должна идти?

– Тесса, это день рождения Лариссы.

– А я хочу, чтобы Оскар был рядом, – упрямо настаиваю я.

– Эй, Креветка, я загляну к тебе после ужина, – теперь громко и отчетливо слышу я слова Оскара.

– Обещаешь? – спрашиваю в трубку.

– Да, обещаю, – отвечает он.

Я поворачиваюсь к маме.

– Хорошо. В семейном кругу.

– Что? – растерянно спрашивает она. – Вот так просто? Я имею в виду, даже спорить не будешь?

С того момента, как я нашла бумаги в гараже, казалось, это было моим любимым занятием – измываться над мамой. Я всегда говорила «нет». Иногда даже на те вещи, которыми мне хотелось бы заняться.

– Да, – отвечаю я. – Без споров.

Мама смотрит на меня так, будто я только что призналась ей, что покончила с коксом и начинаю новую жизнь. В ее глазах я вижу облегчение. Она светится и улыбается, и я улыбаюсь в ответ. Не знаю, что изменилось. Я больше не злая. Больше не хочу ссориться. Может быть, это Оскар. Или мысли о нашем путешествии. Может быть, это потому, что ей известно, что я все знаю, или я насмешливо улыбаюсь, потому что через пару часов снова увижу Оскара.

– Спустишься вниз? – осторожно спрашивает она, как будто не хочет, чтобы случился переизбыток счастья. – Было бы здорово, если бы ты тоже присутствовала при распаковке подарков.

– Что? Мой подарок-катастрофа еще не был распакован?

– Нет, – отвечает она и пытается сдержать улыбку. – Мы… э-э, мы ждали тебя.

– Окей, – говорю я. – Я скоро приду.

Ее глаза сияют. Как и мои. И это хорошо, потому что по-настоящему. Нет масок. Нет притворства. Это отталкивает мысли, которые обрушились на меня как снег на голову. Может, это снова я, а не жалкая попытка быть собой. Сияние в ее глазах не удивило меня, мне тепло от него. С того момента, как я начала тихо умирать, ее улыбка была другой. Отстраненной. Как солнце в ноябре, которое скрывается в густой пелене тумана. Оно вроде светит, но не греет. Так же как у меня.

Я смотрю, как она выходит из комнаты, а затем говорю в трубку:

– Ты еще тут?

– Да, – отвечает Оскар. – Я буду тут всегда.

Ларисса сразу же поняла, где мой подарок. И по какой-то причине ей захотелось распаковать его первым. Думаю, она просто не могла долго смотреть на эту упаковку. Без понятия, я ее не спрашивала. Мне даже показалось, что я увидела на ее лице предвкушение радости . Хотя я, наверное, его придумала. Просто после увиденного блеска в глазах матери разглядеть предвкушение радости на лице моей ворчливой сестры было бы чересчур. Два чуда в один день – это выходит за рамки. Когда Ларисса увидела футболку, ее взгляд снова стал прежним. Смешение из раздраженности и разочарования. Другие подарки были, без сомнения, лучше. Два или три раза Ларисса по-настоящему порадовалась и напугала меня своей улыбкой. Я, в свою очередь, сказала что-то неприятное, и она, конечно, снова стала угрюмой. Окей, признаю, это не было мило с моей стороны. Мое « Сфоткай! Оно улыбнулось!» заслужило ее злого взгляда. Будь я недоверчивым человеком, то, возможно, спросила бы, специально ли мама дала мне самый плохой подарок, чтобы меня унизить, но она бы так не сделала. По крайней мере, я не могу себе такого представить.

Мы, нарядные, сидим в машине и едем, практически не разговаривая, вниз по Нимфенбургерштрассе. Я всегда ее называю улицей социалистов, потому что она очень широкая и усеяна липами. Соглашусь, в наше время редко кто вспоминает социализм, но она напоминает мне именно его. Может быть, потому что это одна из улиц Мюнхена, где можно проводить парад, и там не будет тесно. Даже парочка танков спокойно поместятся на ней. Отец рассказывал мне, что раньше тут ездили трамваи. Могу себе это представить. Пути с кучей камней вокруг трамвайного полотна, остановки и зеленые насаждения. Мне кажется, раньше она выглядела лучше. Сейчас на каждой части дороги по полторы полосы, и, если уверен в безопасности, можешь использовать вторую. Эта улица изо дня в день переживает ожесточенные бои. Между водителями, которые едут рядом друг с другом, и теми, кто прекрасно себя чувствует на середине дороги. Я не встреваю, потому что у меня нет водительского удостоверения, и не могу высказываться по этому поводу. Отец всегда держится героически спокойно, а мама с неохотой выезжает в город, и, случись что, она точно не будет сигналить.

Я люблю эту улицу. Когда была маленькой, часто ездила с отцом в офис. С того времени я люблю эти высокие деревья, которые летом приглушают свет уличных фонарей и наполняют прохладный летний воздух запахом липового цвета. Как по мне, город начинается здесь. У нас дома все строго по правилам: подстриженные кустарники, широкие проезды. Мне больше нравится в городе. Может, потому что я там никогда не жила. Папа заезжает на подземную парковку и ставит машину на своем месте. На знаке на стене написано: « Старший партнер» , а ниже: « Адвокатское бюро Ван Кампен, Кубики и партнеры» . Мы выходим из машины и на лифте поднимаемся наверх.