Тамара Кандала - Как вам живется в Париже

И здесь завод сломался — она забыла текст. На неё нашло полное оцепенение. Она не слышала ни подсказок суфлёра, ни партнёров. Она стояла посреди сцены, как сломанная игрушка, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Мизансцену обыграл более опытный Ромео — он подхватил её на руки и унёс за кулисы. Спектакль пришлось прервать, сославшись на внезапное недомогание героини.

За кулисами у неё начались рвотные судороги, которые ничем не могли остановить. Домой её привезли в состоянии истерического полубезумия. Пришлось вызвать врача, который сказал, что у неё психический шок и накачал её такой дозой успокоительного, что она проспала почти двое суток.

Очнувшись от этого сна-обморока, она дотащилась до ванной комнаты и, увидев себя в зеркале, ужаснулась. Черты её дивного, известного всей стране лица, были искажены мукой. Орехового цвета глаза, о которых говорили, что они завязаны верёвочкой у неё на затылке, заволокло какой-то грязно-серой дымкой, красиво очерченные губы кривились в нервном тике. И здесь, перед зеркалом, глядя самой себе в глаза, она поклялась, что больше никогда! никогда! её нога не ступит на порог театра, ни в каком качестве, даже зрителя, и что больше ни за что на свете ни её внешность, ни её личная жизнь не станут достоянием публики.

В этот момент произошло рождение другой Ксении. В ней умерло то беззаботное счастливое дитя, которым она умудрилась прожить до своих двадцати с лишним лет, и родилась женщина.

Однако, травма была настолько сильна и так глубоко загнана в подкорку, что когда-то это неминуемо должно было сказаться. Наступит в её жизни момент, когда при совершенно, казалось бы, невинных обстоятельствах, этот слом психики даст себя знать. Иначе я никак не могу объяснить того, что случилось больше чем через двадцать лет, какой демон её обуял, когда она изуродовала жизнь не только себе, но и самому близкому ей человеку.

Но в то момент, у себя в ванной, перед зеркалом, она казалась себе достаточно сильной, чтобы перешагнуть и забыть… перешагнуть и забыть.

«Научись оборачивать поражения в свою пользу… Тогда ты всегда будешь победительницей», — вспомнила она слова Арсения Петровича перед смертью. Он знал, подумала она, он знал… Как он мог это знать? Почему не предостерёг меня? Почему? Но она знала, что её упрёки несправедливы. Он пытался предостеречь её, много раз. Так же, как и Графиня. Но она была глуха. Ослеплена слишком рано пришедшей славой и поклонением. Слишком горда, чтобы допустить, что таланта у неё меньше, чем красоты. Слишком привыкла побеждать.

Ну что ж… сейчас, в свой двадцать один год, она всё начнёт сначала. У неё есть для этого всё, включая трёхлетнего сына. А для красоты в жизни всегда найдётся применение.

Так она приземлилась у нас на филфаке. Хорошее знание французского (специализированная французская школа) и четыре года театрального института, плюс, конечно, известность, дали ей возможность оказаться сразу на третьем курсе романо-германского отделения университета.

Будучи самой старшей, самой красивой и самой опытной, она сразу стала кумиром всей группы. Но, принимая обожание всех остальных, в подруги она выбрала меня. А я, я всегда мечтала иметь именно такую подругу — умную, сильную, с радиоактивным обаянием, заботливую, щедрую на чувства и снисходительную. И главное, в отличие от меня, с лёгким нравом, как говорят англичане easy-going, то есть легко парящую по жизни, не создающую проблем ни себе, ни другим. Ксения отвечала всем критериям, по крайней мере, я была в этом уверена. И я была влюблена в неё той любовью, которую в этом возрасте может вызвать только подруга-женщина. Она стала моей богиней, я была готова для неё на всё. Оставшиеся три года в институте мы прожили как сиамские близнецы, расставаясь только для сна.

Это было начало восьмидесятых. Наши вожди мёрли, как мухи, один за другим, а мы учились, гуляли, влюблялись, обманывали и были обманутыми, веселились, страдали и, главное, вся жизнь была впереди.

Ксения познакомила меня с Графиней. Я ожидала увидеть полубезумную старуху из «Пиковой дамы», а оказалась перед лицом монументального колосса, величественного и одновременно полного детского лукавства. С ней интересно было говорить обо всём. Она вмешивалась во все наши споры. Однажды мы ввалившись чуть ли не всей группой к Ксеньке, затеяли модный в то время в студенческих кругах диспут о религии.

— Отличие верующего от атеиста состоит в том, — вмешалась Графиня, — что последний хочет удовольствий здесь и сейчас, тогда, как человек религиозный откладывает наслаждения на потом. Первый хочет удовлетворения своих потребностей быстро и насыщенно, второй же хочет растянуть их навсегда. Так что, выбирайте. Но учтите, здесь и сейчас всё-таки надёжнее.

Потом, гораздо позже, став сочинителем, я пыталась воспроизвести её колоритные высказывания по памяти, по чего-то всегда не хватало. Может быть, моего того, свежего восприятия. Ксенька же цитировала её всю жизнь.

— Ну вот что, деточки, — сказала она как-то, усадив нас перед собой, — молодость, это, конечно, прекрасно, но это также самое время подумать о старости. Вернее, о будущем. В этой стране оставаться нельзя. Ничего хорошего здесь быть не может. Никогда. Это Королевство Кривых Зеркал. Слишком тяжело наследство. А раскаяние не в привычках великих наций и народов. Отсюда надо «валить», как теперь говорят. У моего поколения не было этой возможности. Всё, что я могла сделать в личном плане, это не рожать этому молоху детей. А у вас эта возможность появилась. И вы прекрасно знаете, о чём я говорю — брак с иностранцем, пусть даже фиктивный. Главное зацепиться. И не смотрите на меня так. Это не цинизм. Это здравый смысл. Лазейка в мир. Это вам совет уже почти с того света, — и она ткнула пальцем в небо.

— Соня! Ну как ты можешь учить их такому! — возмущалась Лилечка. — А как же Родина! Своя земля!

— Ты эту землю нюхала? — взъярилась Графиня. — До неё когда-нибудь дотрагивалась? Всю жизнь прожила в центре Москвы, с прислугой. И скажи спасибо, что тебе перепали эти крохи с барского стола, без того, что тебе пришлось кого-нибудь за них продавать. Ты и дочери своей такой судьбы желаешь — пытаться плыть красивым брассом, высоко держа голову?

— Ну, где ж его взять, иностранца?! Он, ведь, в форточку не влетит, — вмешалась практичная Ксенька.

— Это не факт. Если форточку открыть пошире, запросто может и влететь. Главное, имейте эту идею в голове, она будет сама на вас работать.

Нельзя сказать, что мы над этим не задумывались — многие тогда задумывались, — но думалось тогда об этом как-то отвлеченно. А теперь, благодаря Графине, начало обретать конкретные очертания.