Ольга Клюкина - Визажистка

«Какие-то наемники», — подумала Вера, невольно убыстряя шаг.

Один из них не по сезону был одет в весеннее элегантное пальто, черную шляпу с большими полями, надвинутую на лицо, на котором все равно можно было разглядеть узенькие солнцезащитные очки. Другой, в ярко-красной куртке, что-то с итальянским темпераментом втолковывал товарищу, размахивая во все стороны руками в кожаных перчатках с высокими, мушкетерскими, раструбами.

Вера только недавно видела по телевизору фильм, где убийца, душивший в ванной свою жертву, предварительно надел примерно такие же перчатки, чтобы не оставить следов.

— Чего стоишь? Иди сюда, — вдруг махнула в ее сторону рука в перчатке, и только тогда Вера узнала в опасных типах своих недавних знакомых. В шляпе и черных очках Павел был просто неузнаваем.

— Пришла? — нисколько не удивился ее появлению Борис и с озабоченным видом посмотрел на часы. — Вот и хорошо, как раз пора. С этими воротилами бизнеса нужна точность до секунды, они это любят.

Павел молчаливым кивком поблагодарил Веру за шапку, торопливо сунул ее в сумку, но ничего больше не сказал и не спросил.

Вера решила, что, наверное, и ей пока лучше не приставать с разговорами, а следует дождаться более удобного момента, когда дело будет сделано.

В воскресный день секретарши в офисе не оказалось, но из-за одной из дверей был слышен чей-то негромкий, монотонный голос.

— Друзья мои! — проникновенно говорил голос. — Братья! Вы — русские люди. Поэтому вам не могут быть безразличны мои слова, и программа нашей партии — очистить местное правительство от жидомасонов, которые упорно прикрывают свою национальную принадлежность русскими фамилиями. Но начать можно с малого и прямо сейчас, с того, что по силам каждому: отказаться от употребления импортных винно-водочных изделий, от дорогой и неподходящей для нашего климата заморской одежки и обувки… Нет, лучше сказать, обуви и одежки… Или — заморской одежки и обувки? Обувки? Обуви — обувки? Обувки — обуви?

— Заело, — прошептал Борис, останавливаясь за дверью с блестящей табличкой: «Роман Анатольевич Сумятин, вице-президент фирмы “Алкей”». — Самое время протянуть другу руку помощи…

— Бред сумасшедшего, — коротко высказался Павел, открывая дверь в кабинет, где в воскресный день царила уютная, почти домашняя атмосфера.

Видно было, что здесь скорее отдыхали, чем работали: на столе стояло несколько бутылок импортного пива, тарелка с аппетитно нарезанным сыром и колбасой, открытый пакетик с фисташками. Видеомагнитофон в углу беззвучно показывал какой-то боевик.

А на кожаном диване, задрав ноги, лежал сам Роман Анатольевич Сумятин — пожилой толстенький мужчина, с небольшой русой бородкой и славянской прической на прямой пробор.

В лакированных ботинках господина Сумятина слегка отражался свет хрустальной люстры. Больше в комнате никого не было — он разговаривал сам с собой.

— Чего надо? — повернул он голову в сторону гостей.

— Роман Анатольевич, нам на это время назначено, — ответил за всех Борис и по-военному приложил руку к своей курчавой голове. — Творческая группа артистов, визажистов, а также писателей прибыла в полном составе для выполнения особо важного задания.

— А, вон вы чего, — вздохнул мужчина, присел на диван и начал нехотя застегивать на груди рубашку и заправлять ее в брюки. — Ну, пришли — значит, пришли, куда теперь от вас денешься. Вы же из-под земли достанете.

— Кто? Мы? — удивился Борис.

— А, все. Какая разница!

Мужчина нагнулся и вдруг принялся зачем-то рукавом дорогого замшевого пиджака полировать свои шикарные ботинки — сначала один, а потом второй, и затем снова первый. Похоже, что такой нелепой процедурой он занимался даже не ради демонстрации своего прикида, а просто так, от нечего делать, чтобы потянуть время.

— Так мы насчет рекламного фильма, про Геракла, — напомнил снова Борис. — Вот, я актера на главную роль привел.

Вера заметила, как выразительно при этом Борис уставился на бутылки с пивом. Казалось, он вложил в свой вопросительный радостный взгляд всю силу актерского мастерства, но недостаток профессиональной подготовки явно давал о себе знать.

— Да я уже понял. Эх, голова сегодня совсем не варит, — доверительно сообщил хозяин офиса, наливая лишь себе до самых краев фужер пива с густой шапкой медленно оседающей пены. — Перебрал вчера, приходится подлечиваться.

— Мы тоже вчера… того, сильно… — начал было Борис, но Павел дернул друга детства за рукав, и тот заткнулся на полуслове.

— Слушайте, актер на главную роль, снимите, к чертям собачьим, свои черные очки, — вдруг повернулся в сторону Павла хозяин офиса. — Невозможно ни о чем разговаривать. Как, кстати, ваша фамилия?

Пожав плечами, Павел снял очки, и теперь всем стал хорошо виден затекший кровью печальный глаз.

— Крошевич. Павел Крошевич, — ответил тот, даже не моргнув подбитым глазом.

Только теперь Вера поняла, почему Ленка с утра до вечера гоняет у себя внизу одну и ту же песню: «Крошка моя, я по тебе скучаю…», вкладывая в нее свой, совершенно конкретный смысл.

— Значит, так, сценарий пока не утвержден начальством, — скучным, монотонным голосом заговорил Роман Анатольевич. — Скажу откровенно: мы с самого начала немного промахнулись с названиями своих изделий, и теперь из-за этого приходится постоянно менять политику продаж. Наши конкуренты, которые продают водку «Илья Муромец» или «Добрынюшка», находятся в более выгодных условиях, им не нужно ничего снимать про авгиевы конюшни… Или, к примеру, про орла, который клевал чью-то там печень. Как бы наши клиенты не поняли это напрямую, как напоминание, что водка разрушает печень… К тому же с «Гераклом» мы все равно думаем пока повременить, потому что думаем к лету запустить в производство новый винный напиток «Медея»…

— Извините, как будет называться напиток? — переспросила Вера.

— «Медея». В том смысле, что это будет настойка на меду… Вам что-то не нравится?

— Наоборот, нравится. Ох, — не выдержала Вера и, закрыв лицо руками, вдруг рассмеялась — частично виной этому было нервное перенапряжение и чувство неловкости. — Простите меня, пожалуйста, но…: это так смешно… нет… Все, я больше не буду, сейчас…

— И что же тут смешного? — нахмурился Роман Анатольевич.

— Но ведь Медея — это была такая женщина, очень… недобрая, — постаралась справиться с собой Вера. — Она зарезала двух своих маленьких детей, а девушку, которая отбила у нее мужа, отравила. Ой, может быть, даже какой-нибудь такой медовухой. По одной версии, она сопернице каким-то ядом пропитала рубашку, а по другой… Нет… сейчас, я больше не буду…

Но Вера смеялась так заразительно, что все вокруг тоже невольно заулыбались, включая и самого Романа Анатольевича.