Марина Юденич - Доля ангелов

— Что ты делаешь?! Не надо!!! — кричала женщина.

Но это была не я.

Я молчала.

Возможно, потому, что уже не могла кричать.

Все кончилось как-то вдруг: сырость, прохлада, полет. Ничего не было вокруг.

Темнота.

Пресс-конференция выдохлась через два с половиной часа.

Публика, похоже, сполна удовлетворила интерес.

Остался, разумеется, неизменный — или неразменный? — десяток журналистов, охочих до «эксклюзива».

Этих медом не корми — дай припереть «news maker» [4] Герой новостей ( англ. ). к стене, заглянуть в глаза, ухватив за локоток или пиджачную пуговицу, задать вопрос так, чтобы не слышали другие, перемолвиться — многозначительно — парой слов.

Караулят жертву, заранее, минут за десять до окончания конференции, занимая места предполагаемого отхода.

Стража, впрочем, тоже не дремлет — любителей приватно поболтать с охраняемой персоной аккуратно оттирают от тела.

Потому в конце любого мероприятия почти всегда возникает небольшой ажиотаж, легкая толкотня, возня, словом — сумбур.

То же случилось со мной, хотя главный охранник рыл землю носом, доказывая собственную профессиональную пригодность. Его инкубаторские орлы вовсю работали локтями. Широкие спины самоотверженно сливались в живую изгородь.

Тщетно.

Неразменный десяток ловко перехватил меня на выходе и получил то, что хотел — подержался за рукав жакета, покрутил пуговицу, близко заглянул в лицо, задал припасенные вопросы.

Словом, все как положено — и неизменный сумбур в финале.

И любопытный разговор, растворившийся в этом сумбуре.

Собственно, не разговор даже, так — короткий обмен репликами и визитными карточками.

Никем не замеченный, как мне показалось.

Но я ошиблась.

Команда, которая готовила мероприятие, осталась довольна — с чувством выполненного долга, раскованно расположилась за круглым столом в моем кабинете.

В действительности я хотела всего лишь сказать спасибо. Но процесс вроде бы сам собой покатился по накатанной — мной же когда-то! — колее.

Начался «разбор полета».

— Что ж, по-моему, все сложилось. — Птаха говорит веско, без эмоций. — Вопросы, которые мы хотели услышать, прозвучали. И наоборот. Нежелательных вроде не было.

— Работали с людьми! — Бойкий пресс-секретарь буквально сочится самодовольством.

— С этими людьми можно работать сколько угодно, все равно в лес смотрят, — назидательно парирует Птаха.

— Ты им льстишь, Юра. Волк — животное благородное.

— Значит, сколько ни корми…

— …все равно кусают за пятки.

— Ну, тебя сегодня не кусали.

— Был один вопрос… — Девочка из пресс-службы замолкает в смущении и смотрит на меня, будто спрашивает, можно ли продолжать. Я понимаю, что за вопрос она имеет в виду. Птаха соображает не сразу…

— Чей вопрос?

— Этой… Не помню фамилию, яркая такая блондинка…

Она права — блондинка на самом деле была яркой.

И сексапильной, в стиле Мэрилин Монро. С такими же короткими, аккуратно уложенными волосами и пухлыми губами. Разумеется, пунцовыми.

Она и говорила похоже, с чувственным придыханием.

— Вы любили его? — негромко поинтересовалась «Мэрилин», подавшись вперед так умело, что выпиравшая из-под блузки грудь легла на плечо пожилого дядечки-«правдиста».

Дядечка нервно заерзал.

Зал затаился.

И совершенно напрасно.

Это был хороший вопрос — возможно, самый лучший из всех, что прозвучали сегодня.

По крайней мере отвечать на него было легко.

Я не лгала и даже не кривила душой.

— Любила. Как никого в жизни…

Публика вздохнула сочувственно.

Я опустила глаза, разглядывая каракули, которые чертила от нечего делать на чистом листе, подумала про себя: «Вы ведь не уточнили, о каком времени идет речь. Нынешнем или прошлом? В любом случае употреблено было прошедшее время. И правильно. Теперь о нем всегда будут говорить только так, в прошедшем времени. Слава тебе, Господи!»

Глаза можно поднять.

Взгляд грустный, слегка затуманенный. Самую малость.

Это очко как минимум, если не все десять.

Разумеется, в мою пользу.

— Нет, — говорю я теперь, обращаясь к стеснительной девочке из пресс-службы. — Это был совсем не трудный вопрос.

Птаху вопросы любви занимают мало.

Возможно, он запомнил другое?

— А кстати… Мой африканский контракт, оказывается, помнят.

— Да, — удручающе односложно. А ведь я отчетливо видела, как завертелась его большая круглая голова, отыскивая в зале журналиста, задавшего с места вопрос о судьбе алмазного контракта.

— Помнят! — упорствую я.

Птаха смотрит укоризненно.

Мне и впрямь становится стыдно за глупое упрямство, но в большей степени — за подозрительность, конечно.

Решили ведь накануне — проехали эту тему. И забыли. Сама настаивала.

Пытаюсь отыграть ситуацию.

— Yes, I do, а фигли толку! — Птаха понимающе фыркает, а юркий пресс-секретарь, слегка переигрывая, умиляется.

— Отлично сказано!

Кстати, никак не могу запомнить его имя.

Со мной бывает — личность, не вызывающую интереса, сознание воспринимать отказывается.

Категорически.

Тогда — хоть кол на голове теши! — все связанное с ней вылетает из памяти, не оставляя даже малой зацепки.

Заметки — где ни пиши — исчезают самым мистическим образом.

Выходит — не человек, а сплошной пробел восприятия.

— Охолонись, малыш. Это присказка из серии… — Птаха вертит ладонью на уровне собственного живота. Вниз — вверх.

Приходит мой черед понимающе фыркнуть, а безымянный пресс-мальчик окончательно шалеет.

Но Птаха великодушен.

— Не бойся, птенец, ничего неприличного. Этот жест означает всего лишь: когда мне было столько лет, — он вновь указывает на свой живот, перевернутой вниз ладонью демонстрируя рост ребенка, — у этого анекдота была уже такая борода. Ладонь переворачивается вверх, отмеряя длину бороды.

Все смеются, будто слышат об этом фокусе впервые.

Собственно, так и есть — мы с Птахой единственные здесь сорокалетние.

Остальные — мелочь, едва дотянувшая до тридцати.

У них свои гэгги.

В подтверждение моих мыслей безымянный пресс-секретарь на сей раз совершенно искренне уточняет:

— Анекдот?

— Анекдот. — Птица парит на волнах своего великодушия. — Американская экспедиция заблудилась в глухой сибирской тайге. Неделю петляют, другую — одичали, оголодали, замерзли. Вдруг из чащобы навстречу им — мужик. Здоровый, заросший, в тулупе, валенках, с ружьем. Они пугаются и радуются одновременно, не рассчитывая на успех переговоров, на всякий случай интересуются: «You speak English, sir?» И слышат в ответ угрюмое: «Yes, I do, а… фигли толку». Мы, правда, говорили иначе.

— Здесь дамы, Юрий Львович.