Наталия Экономцева - Точка Женщины

— Где ты был?

На всякий случай она придерживает руками клетчатое платье, которое давным-давно перестала носить и, кажется, даже выкинула.

Он молча улыбается, и маленькие хитрые искорки все-таки вспыхивают у него в глазах.

— Где ты был?

Он с интересом осматривается по сторонам, подходит к окну и выглядывает наружу. Насте не нужно смотреть за окно, она и так прекрасно знает, что за ним можно увидеть: узкая, довольно темная улица, маленький магазин на противоположной стороне и — сколько хватает взгляда — бесчисленные светящиеся окошки в высоких, похожих друг на друга домах. Мужчина не спеша задергивает занавески, и окошки исчезают. Интересно, за этими окнами творится такое же безобразие? Или там живут нормальные, разумные люди, которые не имеют никакого отношения к космической кухне, не сидят на диванах, которые были выброшены на помойку два года назад, и уж тем более не видят во сне мужчин с языками, чуть разделенными на конце, как жало змеи?

Настя не успевает додумать эту мысль, потому что ее гость легко дотрагивается до выключателя и в комнате сразу же становится темно, и в желтоватом свете фонарей, который проникает сквозь тонкие занавески, Насте не рассмотреть его лица.

— Где ты был?! Разве так сложно ответить?! Это правда, что у тебя есть дети или даже жена? Почему ты мне ничего не сказал? И не думай говорить, что я не спрашивала!

Пока он медленно приближается к Насте, у нее вдруг появляется ощущение, что извинений не будет, и изо всех сил вцепляется пальцами в свое клетчатое старое платье. Но это бесполезно, ведь во сне законы логики не имеют никакой силы. А потому, когда мужчина подходит к ней вплотную, платья уже нет. Настя продолжает возмущаться и даже машет руками. И тогда мужчина, приготовленный специально для нее на космической кухне, завязывает ей руки голубым шарфом, который она потеряла на море позапрошлым летом. А о том, что он делает дальше, здравомыслящая женщина Настя на следующее утро боится даже вспоминать. А самое обидное, что с завязанными руками ни за что не пощупать его ноги, чтобы узнать, что там — копыта или пятки. Дорогая лиса, это просто неприлично.

Пока Настя, пряча глаза от мужа, собирается на работу, продавщица на рынке выкладывает на прилавок свои незатейливые сокровища, которые — она это прекрасно знает — нравятся очень многим женщинам. Заколки с цветами и разноцветными бусинами. Цепочки с сердечками, листочками и неумело выплавленными знаками зодиака. Вышитые платки, полосатые носочки и один звенящий, слегка потемневший браслет, который кажется абсолютно чужим на этом жизнерадостном ярком прилавке. Похоже на серебро, но кто разберет, из чего он сделан на самом деле? Продавщица, не сомневаясь, выкладывает браслет рядом с золотистыми цепочками. Она знает, что рано или поздно любой товар находит своего владельца. Правда, она не догадывается, что у звенящего браслета своя история и уже через пару часов высокая женщина поскользнется на льду и упадет совсем рядом, опрокинув прилавок. Продавщице придется торопливо собирать разноцветные заколки и блестящие цепочки. А неприметный браслет, который не желает нигде задерживаться надолго, так и останется лежать в слякоти и очень быстро окажется втоптанным в грязный, подтаявший лед.

В семь часов вечера метро похоже на гигантский вонючий муравейник, и чувствовать себя одним из этих мелких, замученных, недовольных созданий не очень приятно. Настя протискивается в вагон и — вот удача-то — садится на свободное место. Она закрывает глаза и вздыхает. Ей еще хуже, чем остальным муравьям, которые торопятся поскорее забиться в свои норы: они, по крайней мере, могут отдохнуть ночью, а вот Насте не положено даже этого маленького муравьиного счастья. Все, что ей достается, — это несколько минут в метро, когда можно отключиться и не думать ни о чем.

— Ой, — громко говорит она, когда сидящая рядом женщина разворачивает газету и больно толкает Настю локтем.

Настя поворачивается к соседке, но не замечает ее, потому что видит крупный заголовок в газете, набранный красными буквами:

«Врач из Москвы исцелил себя сам, хотя медицина была бессильна». И чуть ниже черными буквами помельче: «Я просто очень захотел ходить!»

В первое мгновение Настя поражается глупости крупного заголовка: если врач себя исцелил, путь даже и сам, значит, медицина оказалась на высоте, разве не так? Но потом она видит две напечатанные рядом фотографии: на одной высокий светловолосый мужчина сидит в инвалидном кресле, прикрыв ноги пледом. На второй он стоит на лыжах, в одной руке держит две палки, а другой весело машет в объектив.

— «Я просто очень захотел ходить»! — возмущенно выкрикивает женщина, перехватив Настин взгляд. — Совсем заврались! Могли бы придумать что-нибудь получше!

— Это точно, — улыбается Настя. И перед ее глазами возникает взлохмаченный невысокий человечек, любитель нестандартных решений. Интересно, какого цвета была квитанция? Ведь не может же быть, чтобы мужчинам тоже выдавали розовые бумажки с малиновыми сердцами и голубые с белыми пушистыми облачками?

Настя как раз прикидывает, как смотрелись бы на ярко-синем фоне силуэты дорогих спортивных самолетов, когда кто-то хватает ее за плечо.

— Настя! Наааастяяяяяя! Куда ты смотришь? О чем ты думаешь? Как ты вообще по улицам ходишь?!

Это Дрю.

— Я не знаю, — откровенно признается Настя. — А что ты здесь делаешь?

— Я вернулся домой раньше, скучал по тебе и решил встретить у метро.

И, глядя, как круглое синеглазое лицо мужа становится расплывчатым, Настя не сразу понимает, что плачет посреди улицы.

— Караул, — говорит Дрю, обнимая ее за плечи. — То бросаешься на меня, как сумасшедшая, то плачешь ни с того ни с сего. Срочно в отпуск! Или хотя бы в гости в выходные. И если ты еще раз вернешься с работы позже восьми, твоя старая перечница будет иметь дело со мной. Так ей и передай.

— Передам, — всхлипывает Настя и позволяет отвести себя домой, раздеть и искупать в ванне с душистой пеной. А после этого тихо засыпает, не дождавшись ужина.

— Девочка, хочешь чаю?

Этот вопрос звучит так неожиданно, что Настя вздрагивает. Чаю? С чего бы это? Никогда не предлагал ей ничего подобного и вдруг — чаю? Она смотрит в его глаза, которые разбрызгивают вокруг хитрющие зеленоватые искорки.

— Чаю?

— Ну да.

— Какого?

— Зеленого, с женьшенем.

Ну конечно. Какого еще чаю мог ей предложить мужчина, у которого даже солнце над головой становится зеленым? Настя только молча кивает. То, что он с ней говорит, а она отвечает, кажется таким невозможно странным, что перед глазами все плывет. Дорогие, что же все-таки случилось с моей головой? Вы точно не видели, куда она делась? Может, ее проносило мимо тем беззвучным потоком, который начисто лишает в общем-то неглупую, идеально подстриженную женщину способности соображать?