Полина Поплавская - Танец страсти

— Да, Йен, — вздохнув, сказала она.

— Ты сможешь известить Юхана, что ровно в шесть Симон встретит его у входа и представит участникам семинара? Мы должны появиться там в то же время, чтобы Симон успел провести нас в свой кабинет. Поэтому я предлагаю всем вместе встретиться за час до этого в кафе у Нобельпаркена и перекусить — в музее есть нечего, а нам предстоит провести там немало времени. Кафе всего на три столика, но там неплохо готовят… Так ты предупредишь своего соседа?

— Да, — ответила она, думая, что ее надежды на встречу сегодня вечером были напрасны.

— До завтра, Малин, — эти слова прозвучали неожиданно нежно, и девушка поняла, что Йен улыбается.

— До завтра, Йен.

Повесив трубку, она посмотрела на часы: ехать в театр было уже поздно.

Малин удивлялась себе: завтра ей предстоит участвовать в немыслимой авантюре, но сейчас это волновало ее гораздо меньше, чем то, что сегодня она уже не увидит Йена.

Как во сне, она позвонила Юхану и сообщила ему все, что нужно, а потом опустилась в кресло и рассеянно взяла в руки книжку, но, вспомнив о приготовленной лазанье, побежала на кухню. Вытащив формочку из печки, девушка обнаружила, что блюдо еще не остыло, но съев лазанью, не почувствовала ни вкуса, ни запаха.

Может быть, опять лечь и попробовать заснуть? Она немного прибралась в комнате, приняла душ и легла, погасив свет. Но сон не шел, и свет пришлось включить снова.

Лежа на спине, Малин принялась разглядывать едва заметную паутину трещинок на потолке — развлечение, которое она открыла для себя в детстве, когда болела. Сегодня их сходящиеся и разбегающиеся в стороны тонкие лучики говорили ей о том, что когда-нибудь все распадется в прах. Могла ли эта мысль утешить Малин?

Все распадется в прах и исчезнет… Как это будет? Хаос, царство несущихся в никуда частиц, и некому оценить красоту и ужас этой картины… Похоже на снежную бурю, когда все вертится, а белые кристаллики падают, падают, но никак не могут коснуться земли. Конец света, подумала девушка, это бесконечное падение дробящихся в пыль частичек былого. Она представила себе, как этот поток исчезновения подхватывает ее саму, и безмерный ужас сжал ее сердце.

Кафе было маленьким и уютным. Кроме Йена, сидевшего за дальним столиком, сейчас здесь была только сонная барменша, которая, выслушав заказ, надолго удалилась куда-то.

— Боишься? — Йен внимательно посмотрел на Малин и положил свою руку ей на запястье.

— Не очень, — ответила она, понимая, что вряд ли он ей поверил. Малин была бледна настолько, что сама ощущала это. В кончиках пальцев покалывало, а губы пересохли так, что было трудно говорить.

— Малин, послушай меня, эта затея совершенно не стоит того, чтобы так переживать. Можно отказаться от нее, наконец ты можешь не участвовать в ней — для того, чтобы проверить предположение насчет дощечки, это совсем не обязательно.

— Я не боюсь, — твердо сказала девушка. — Это что-то совсем другое.

— Тем более тебе не стоит идти.

Вряд ли он понял, что она имела в виду, но его лицо было таким серьезным, что Малин стало ясно: он приложит все силы, чтобы отговорить ее. Но она должна попасть на “Васу” — на этот раз она не подчинится ему. Не подчинится потому, что происходящее сейчас сильнее и важнее любой человеческой воли. В действие вступили совсем другие силы, которых девушка смертельно боялась, но отступить уже не могла. К тому же каким-то шестым чувством она понимала, что отступать уже поздно… Она не могла ничего объяснить ему, но, кажется, Йен что-то прочел в ее глазах, неотрывно глядевших в одну точку. Его сильные пальцы крепко сжали ее запястье, возвращая Малин к действительности. Она повернула лицо и увидела в глазах Йена еще одно незнакомое ей выражение. Этим выражением была беспомощность.

Когда перед Малин появилась чашка с горячим шоколадом, она вздрогнула. Первый же глоток обжег нёбо, и чашка была отставлена в сторону.

— Юхан опаздывает, — заметил Йен, посмотрев на часы.

— Нет, это мы с тобой пришли рано. — Она не стала говорить, что хотела хоть недолго побыть с ним наедине, прежде чем они переступят порог музея.

— А вот и он.

В дверях стоял Юхан и рассеянно озирался по сторонам, хотя кроме них и барменши, протиравшей посуду за стойкой, в кафе никого не было. Идя к столику, Юхан умудрился своротить на своем пути стул. Йен, глядя на это, вздохнул, а Малин деланно веселым голосом сказала:

— Юхан, тебе нужно сосредоточиться — вечером подобная эквилибристика будет небезопасной.

— Ты, безусловно, права… Пожалуйста, чашку чаю! — Он чуть повернул голову к стойке, но даже не удосужился проверить, услышал ли его кто-нибудь. Барменша снова ушла, чтобы отсутствовать минут десять.

Когда она наконец вышла, три человека за столиком внимательно изучали бумажку, показывая на которую высокий бородатый мужчина что-то объяснял.

— Здесь нужно будет подтянуться, а потом очень осторожно спуститься…

“Скалолазы, что ли?” — подумала барменша.

Дождь лил уже второй час не переставая. Взглянув на узкую щель окна под потолком, Малин подумала, что начинается наводнение — из-за потоков воды, лившейся по стеклу, уже невозможно было различить контуры деревьев на фоне темнеющего неба. “А что, если нас тут зальет?” — но тут же девушка решила, что Йен, наверное, пережил столько подводных приключений, что, по крайней мере, наводнения с ним можно не бояться. Она грустно усмехнулась, но Йен не мог заметить этого — в кабинете Симона Кольссена было темно.

Они сидели на диване, как и в первый раз, плотно прижавшись друг к другу, хотя сегодня им не надо было тесниться. Свет не горел потому, что в этот час, сразу после закрытия, охранники обходили все этажи. Малин бил озноб. Пытаясь согреться, она сунула кисти рук под свитер Йену, но это не очень помогло. Сквозь шум дождя ей все время слышались какие-то шорохи — будто бы кто-то скребется в окно, пытаясь до них добраться. Шаги в коридоре, едва смолкнув, раздавались снова, но на сей раз гулкие и тяжелые — как будто с равным интервалом на бетонный пол падали тяжелые глыбы.

О чем думает Йен? Может быть, тяжелые шаги, странные шорохи — все это происходит только в ее голове? Она не решалась заговорить даже шепотом, поэтому просто прижималась щекой к свитеру Йена. Наэлектризованные волосы девушки стали прилипать к шерсти, и Малин отняла голову. Нащупав на его запястье часы, она нажала кнопочку подсветки — еще только семь. За окном — полная тьма, наверное потому, что тучам на небе не протолкнуться.

Когда час назад она увидела “Васу”, предчувствие чего-то ужасного больно сдавило ее виски. Словно древний дремучий страх готовился обрести в девушке свою плоть. Малин еще как-то сопротивлялась ему, пока они вчетвером, с Симоном и Юханом, спускались вниз, перебрасываясь незначащими фразами; потом, оставшись вдвоем с Йеном, она тоже держалась, слушая его шутки, любуясь правильными чертами его красивого лица. Но теперь, когда свет был погашен, ей казалось, что она осталась со своим безликим врагом один на один. Присутствие Йена не успокаивало.