Елена Ласкарева - Вся жизнь — игра

Маргарита заглянула парнишке в лицо. Он был точно замороженный. Глаза цвета небесной лазури сохраняли все то же ненавидящее выражение, и зрачки так сузились, что почти вовсе исчезли.

«Надо разгипнотизировать, — подумалось ей. — Что ж, это мне не впервой».

Она коснулась своими изнеженными пальцами его щек — как раз в тех местах, куда только что попадали удары.

Маргарита ничуть не сомневалась, что чудо свершится, и оно действительно свершилось. Мускулы лица, а затем и всего тела мгновенно расслабились. Парнишка глубоко вздохнул, словно очнувшись от сна, расправил угловатые плечи и сразу стал выше ростом.

И замок из пальцев легко разомкнулся, как будто его отперли магическим ключом.

Глазищи ожили — и устремились к Маргарите со странной смесью доверия и недоверия: кто ты, прекрасная незнакомка со снежно-белой кожей, моя избавительница? Я таких женщин прежде не встречал…

— Ну что, поедем? — напомнила она. — Или так и будем стоять тут, в пыли?

Парень неожиданно озорно улыбнулся:

— А что? Я бы и постоял тут… с вами. Вы же небось отдыхающая, не торопитесь?

Надо сказать, Маргарите понравилась эта подкупающая откровенностью дерзость. А еще больше понравилось неподдельное восхищение, с каким юный таксист на нее взирал. Нет, он вовсе не разглядывал незнакомку нагло и оценивающе, как это делает большинство мужчин. Даже не скользнул взглядом по ее бюсту и бедрам. Глаза в глаза — и только. А большего ему и не нужно было — он и так принял Маргариту сразу, целиком, безоговорочно.

И это было приятно.

Однако она ответила строгим тоном, сдерживая улыбку — впрочем, не слишком старательно:

— Считаешь, большое удовольствие на жарище торчать столбом? К тому же я приехала не отдыхать, а по делу. Так что показывай, где твой экипаж.

По делу… Да, завоевать Георгия было действительно для нее неотложным делом, притом вовсе не простым. Справится ли? А, собственно говоря, с чем только она в жизни не справлялась!

«Экипаж» оказался колымагой неведомой породы и нераспознаваемой марки. Это чудище, которое с трудом можно было назвать автомобилем, было, кажется, собрано из обломков «Волги», допотопной «Победы», «Запорожцев» разных выпусков и чуть ли не паровоза-кукушки. Даже колеса у него были разные. А на капоте гордо красовалась эмблема вроде мерседесовской, только спаянная вручную из трех детских оловянных солдатиков.

— Да… Царская карета! — изумилась Маргарита.

— Не бойтесь, она крепкая, — заверил парнишка. — Я на ней по таким серпантинам гонял!

— Только давай договоримся: гонять будешь в одиночку, а со мной поедешь потихонечку.

Он покорно кивнул:

— Как скажете.

Покореженный багажник был со скрипом распахнут, и в него легли изящные Маргаритины чемоданы и сумки, выглядящие в этом облезлом вместилище инородными телами.

Женщина устроилась на переднем сиденье, на всякий случай крепко пристегнувшись ремнем. А ремень тот был тоже необычным: не автомобильным, а гитарным.

— Ты музыкант, что ли? — поинтересовалась она, когда шофер, уложив ее вещи, уселся за руль.

— Не! Братан у меня классно лабал — теперь он в армии. А я только свистеть умею. Хотите, посвищу?

— Говорят, свистеть — денег не будет. Не боишься?

Он ответил с комичной детской важностью:

— А я с вас деньги не собираюсь брать.

— Ну уж нет! — решительно возразила Маргарита. — Тогда я выйду.

Шофер только хмыкнул:

— Попробуйте!

Лишь теперь она заметила, что они уже мчатся прочь от Адлера на такой бешеной скорости, как будто мощности всех этих «Запорожцев» и «Побед», которые послужили сырьем для сего экипажа, суммировались воедино.

— Я же просила не гнать! Ты обещал.

— А я и не гоню. Это у меня только первая скорость.

Маргарита спохватилась:

— Постой… Ты же не спросил, куда ехать.

— В Сочи, куда же еще. Ежу понятно. Въедем в город — тогда и спрошу.

— В «Жемчужину», — сказала она. — Знаешь такую гостиницу?

Он кинул на нее насмешливый взгляд:

— Кто ее не знает! Она у нас главная. Или… может, «Лазурная» чуток поглавнее. — Он размышлял, сопоставляя достоинства двух отелей. — Да, та поглавнее. Давайте я вас лучше в «Лазурную» отвезу.

— Нет уж, в «Жемчужину». Мне поглавнее не нужно.

Сейчас ей почему-то нравилось болтать с этим юным лихачом.

— Как тебя звать-величать?

— Завьялов Константин, — ответил он, пытаясь придать ломающемуся голосу как можно больше солидности.

— Не обидишься, если я буду называть тебя просто Костей?

— Обижаться — на вас?! — Его так поразило это нелепое предположение, что он позабыл о контроле над голосом и сорвался на подростковый дискант. Смутился. Замолчал.

И, забывшись, засвистел, да так мастерски, что-то сложное, старое, джазовое. Если б он исполнял такое со сцены — деньги у него точно водились бы.

— Это не из «Серенады солнечной долины»?

— Не… Это «Сатин дол» — «Шелковая кукла», — и он опять залился соловьем.

Маргарита дослушала мелодию до конца. Потом спросила:

— Ты что, непротивленец? Может, кришнаит?

— Как это?

— Ну, тот лысый тебя дубасил, а ты пальцем не шевельнул: почему?

— Так то мой отец.

— Ты совсем взрослый, неужели до сих пор боишься его?

Костя глянул на спутницу оскорбленно:

— Боюсь? Ну вы скажете. Просто я стариков не бью.

— Разве он старик?

— А то кто же!

Ишь ты, рыцарь! Константин Завьялов нравился Маргарите все больше и больше.

— А тебе-то сколько, Костя?

Он с минуту подумал, врать или не врать. Очень уж хотелось казаться постарше. Все-таки решил сказать правду, хоть она и была, по его мнению, позорной:

— Семнадцать… будет через месяц.

— И уже на такси работаешь? Права вроде бы только совершеннолетним дают.

— Это по закону. А у меня — по блату. У нас семья знаете какая? Знаменитая!

— Чем же она такая знаменитая? — улыбнулась Маргарита, глядя на Костину застиранную футболку и его потертые джинсы с прорехами, явно не по моде прорезанными, а естественного происхождения.

— А у нас все водилы. Отец таксист, — Костя поморщился при воспоминании об отце, а все же говорил о нем с гордостью. — Братан таксист. Дядья таксисты. И дед мой таксистом работал. А дед моего деда — то есть мой прапрадед — тот еще на лошадях. Был начальником здешнего извоза. А сам я с трех лет за рулем. Меня папка… отец то есть… с собой всегда на работу брал.

— Ты небось тогда еще до руля не доставал?

— До руля-то доставал, я ведь у папки на коленях сидел. А до тормоза — никак. Так мы и управлялись: я руками, он — ногами. Когда без пассажиров, конечно.

— Теперь понимаю. Действительно, блат у тебя, Константин, мощный.

— Ага, мощный, — без тени иронии подтвердил парень.