Мария Лавриненко - О чем мечтают все

Марина, прикрыв глаза, погрузилась в полудрему. Можно было немного подумать. Внутренний голос — зануда и вредина — забубнил про то, что не стоит смешивать в одном бокале работу и личную жизнь, а уж выпивать сей сосуд залпом — верх беспечности. Таких дров можно наломать! А собственно, о переводе профессиональных отношений с музыкантами, которых Марина называла просто «подопечными», в иную, интимную, плоскость никто не думал и не говорил. Кажется? Или все-таки эмоциональный голод, образовавшийся внутри, требовал удовлетворения? Внутреннее «я» не замолкало, подкрепляя лекцию картинками то цветными, то черно-белыми, по ходу дорисовывая то, что может произойти очень скоро, варианты: к чему приведет… Ни одного положительного образа. Может, вправду Марина сделала что-то лишнее? В груди защемило, и стало тяжелее дышать: это сердце из последних сил пыталось выиграть баталию с разумом. Гонг ударил внутри и снаружи. Противники разошлись, оставив спор неоконченным. Кто-то настойчиво постучал в дверь. Марина надеялась, что полночный гость — тайный покровитель. Интересно, кто он? Завернувшись в махровый халат, вышла в коридор, прислушалась: а может, показалось? Стук повторился, тише, как бы неуверенно…

Открыв дверь, Марина никого не увидела. Показалось? Выглянув в коридор, широкий, декорированный приглушенным светом и тусклыми бликами зеркал, увидела силуэт. Мужчина медленно шел прочь, опустив голову. Кошачья походка выдала полночного гостя с головой.

— Виталий!

Он повернулся медленно. Подошел. Остановился напротив.

— Что стоять на пороге? Проходи в комнату. Я еще не ложилась спать.

Сидя в кресле напротив гостя, Марина внимательно всматривалась в знакомое лицо, пытаясь понять, что скрывается внутри. За маской. До этой ночи там скрывался компанейский человек, который не любил веселиться при посторонних. А теперь? Ему надо было выбирать другую профессию. Он — хороший актер. Прозрачный холодный взгляд проникал до самых глубин сознания, пробирал до костей. Внутреннее напряжение нарастало. Тревога, тягучая как смола, медленно расплывалась, заполняя каждую клеточку. Тело ответило дрожью. Пальцы сильнее сжали мягкие подлокотники, побелели. Но в полутьме, царящей в комнате, это было не очень заметно. Марина попыталась успокоиться, выровнять дыхание. Вдох… Выдох… Вдох… Не получалось. Она дотянулась до пачки сигарет, надеясь, что хоть никотин отчасти ее успокоит. Прикурила. Медленно вдохнула горьковатый дым, сделала паузу. Дрожь немного отступила.

Виталий отметил ее бледность: прерывать молчание не хотелось. Он боялся неосторожным словом порвать хрупкую нить, уже связавшую их. Или ему просто хотелось в это верить? Нет никакой тонкой, как паутинка, ниточки? Захотелось встать и, ничего не говоря, уйти прочь. Забыть о том, зачем пришел сюда, что о чем-то хотел поговорить или… что-то сделать? Обними ее, кричало все у него внутри, не нужно слов! Просто сделай то, чего хочешь сам! А что, если он ошибается? Опять ошибка? Опять обман? Женское коварство…

За окнами запоздало вспыхивали огоньки далеких звезд, луна освободилась из туманного плена, причудливо меняя цвета всех и всего. Приглушенные краски города отражались на стенах. В ту же причудливую игру вступили городские огни. Тревожно красным присоединились автомобильные стоп-сигналы. Пронзительно скрипнули тормоза. Кто-то возмущенно просигналил.

Марина вздрогнула от резкого звука. Пусть кино будет серым! Недокрашенными, недосмотренными останутся кадры. Черные-белые картинки останутся в мыслях, мечтах. Надо найти «пустую» тему для разговора, пусть о погоде, о вечернем концерте. Или философскую: поговорить о бытии — оно ничто или наоборот? Потом, сославшись на усталость и завтрашний, нет, сегодняшний, ранний подъем, проститься с ним. Навсегда. Пусть фантазия дорисует все остальное.

Он наклонился вперед. Взял дрожащие пальцы в сильные ладони. Поднял их к губам, стараясь согреть теплым дыханием. Он видел, как она постепенно успокаивается. Дыхание стало ровнее, тело все реже вздрагивало. Не отпуская рук, пересел на подлокотник ее кресла. Переложил тонкие пальцы в одну ладонь. Нежно, как и в первый раз, обнял за плечи. Привлек к себе. И замер, отдаваясь моменту. Почувствовал, как она напряглась. Почему? Боится? Чего? Грубой атаки самца? Но он же другой. Грубость с примесью хамства — это лишь защитный барьер. На его сердце достаточно ран, незаживающих, кровоточащих. Поэтому он отгораживается ото всех. Элементарный инстинкт самосохранения. Это понимают его близкие друзья, а окружению об этом знать не следует. Обязательно найдется доброжелатель, который сполна использует такой козырь.

Марина доверчиво прильнула к нему. Она устала от войны. Борьбы сердца и разума, положить конец которой могла, только приняв кардинальное решение. Черное кино? Белое кино! Пусть будет так. Посмотрим, куда вынесет их спокойный поток. Превратится он в бурлящую реку или впадет в безмятежное озеро? На самом деле не важно. Главное — другое. Такого чувства она никогда раньше не ощущала. Волны нежности накатывали одна за другой. Она подняла ресницы, всмотрелась в серые, с очаровательным зеленым оттенком потеплевшие глаза. В них пропал стальной блеск, не осталось и тени холодка. Он… Она… Исчезла комната провинциальной гостиницы, казалось, что кто-то перенес их на берег моря. Они одинаково тонко чувствовали соленые объятия освежающего бриза. Волны ласково нашептывали что-то.

Нет, не сказка. Это не мистические волны шептали ласковые слова. Это он, как молитву, повторял: только не обмани. Не обмани, милая, прошу, не обмани. Второго удара не перенесу. Лучше сейчас останови меня, останови, потому что сам я не могу. Не могу… Не могу… Не могу.

Чьи-то фары ярко осветили окно. Во вспышке света сверкнул ободок желтого золота. Предупреждающе! Угрожающе! Виталий резко отдернул руку, секунду назад обнимавшую мягкое податливое тело. Обжегся! Кольцо напомнило об обязанностях! Хотелось сорвать его с пальца и выкинуть. Он отстранился, резко вскочил и сделал шаг в сторону. Марина согласилась. Он прав, ходить по краю пропасти опасно для них обоих. Кто-то упадет вниз, чье сердце разобьется о камни, которыми щедро усыпано дно?

— Ты прав, лучше остановиться, — согласилась Марина и поднялась с кресла. Поправила халат, обнаживший гладкие плечи. Эротика тут неуместна, раз он решил остановиться. Что ж, она поступит так же. Остановится. Справится со своими эмоциями, несмотря на нарастающую боль утраты чего-то неприобретенного. Держала же она чувства под контролем до этого вечера! Так и поступит в дальнейшем. Подойдя к окну, принужденно-внимательно посмотрела на жизнь, замирающую в ночи. В домах напротив гасли огоньки, один за другим. Представила, что происходит в темноте. Вряд ли кипят такие же страсти. Хотя… Может, и по-другому… Бушуют, как потоки горных рек, преодолевая на пути острые пороги.