Елена Янге - Предсказание по таблетке

— Пожалуй, я начну, — раздается голос Саши Гламурова.

— Поехали! — отвечаю я и отхожу к двери.

Стоять сейчас рядом с Шуриком — значит нарушить правила игры. Теперь центром внимания должен быть только он. Откинув назад длинные волосы, Шурик погасил улыбку, обычно не сходившую с его лица, и начал:

— Надо сказать, что судьба героев рассматриваемых произведений, не вызывает у меня ни малейшего желания поерничать или пошутить. Более того, перечитывая Шолохова и Солженицына, я постоянно ловил себя на мысли, что жизни Соколова, Шухова и Матрены во многом очень похожи. Лишения, страдания, потери, борьба за выживание. Какие чувства могут возникнуть у нормального человека, следящего за их судьбой? По-моему, очевидно: щемящая грусть и жалость. Возьмем, например, судьбу Андрея Соколова. Хороший русский мужик, добрый, порядочный. Всю жизнь трудился, не покладая рук. И что дальше? А дальше война. Сначала погибает его семья, затем — плен, далее — гибель единственного оставшегося в живых сына. Кажется, после таких ударов уже и не встать, а если и встанешь, то или ожесточишься, или сопьешься.

— Это бывает чаще всего, — тихо заметила я.

— И их можно понять! — горячо продолжил Шурик. — Война войной, но ведь именно ТЫ потерял все! Как жить? Ради кого? Ведь, согласитесь, это не праздные вопросы. В жизни любого человека должен быть смысл!

Шурик обвел класс горящими глазами и замолчал. Все ждали продолжения. На лицах ребят я видела не равнодушие, не усмешки, а настоящее, человеческое понимание. Каждый примеривал ситуацию на себя.

«Молодец, зацепил!» — подумала я.

Шурик решительно подошел к доске и взял мел. Он нарисовал кружок, затем палочку, еще одну… Ребята напряженно следили за происходящим, и в их глазах появился знакомый мне блеск.

— Вот Андрей Соколов! — сказал Шурик, останавливаясь.

Он показал на кружок, нарисованный на доске.

— А вот — тысячи других людей. По их судьбам тоже проехалась война. Кто-то из-за войны не вышел замуж: не хватило женихов; кто-то потерял дом; кто-то…

Шурик остановился и тряхнул волосами.

— Что говорить, у каждого — свое! Но мы сейчас не про всех, а конкретно про Андрея Соколова. Он — как в фокусе. Вот он! И среди этих тысяч — ОН ОДИН. Со своими мыслями, проблемами, со своим одиночеством. Кому он нужен?

Шурик постучал по кружку.

— Щетина на небритых щеках, растерянная улыбка, грустные глаза. Он мог бы еще жениться, мог бы иметь собственных детей.

— То есть приспособиться к новой жизни, — заметила Пуся.

— А хоть бы и так! И никто бы не осудил. Мало того, именно это, с точки зрения обывателя, было бы самым правильным.

— А он себе хомут на шею, — продолжала Пуся.

— По-другому и не скажешь, — согласился Шурик. — Одно дело ты один, другое — пригреть около себя беспризорника. Сколько их, таких мальчишек? Попробуйте перекинуть мост в современную Россию. Я читал, у нас — миллион беспризорников! И что-то не слышно, чтобы их кто-то пригрел.

Шурик замолчал и провел рукой по лбу. Меловая полоса испачкала лоб, и его лицо стало растерянным и беспомощным.

— Какое же надо иметь сострадание, — тихо сказал он, — чтобы забыть про собственные беды ради желания доставить радость незнакомому мальчику. Я бы так не смог!

— Еще как смог бы! — воскликнула Пуся и вскочила со своего места.

Шурик благодарно посмотрел на маленькую пухлую девушку и пошел на свое место.

— Я продолжу! — решительно сказала Пуся. — Теперь поговорим о Матрене.

Она обвела ребят черными круглыми глазами и заговорила:

— Судьба героини Солженицына — тоже не сахар. Хотела выйти замуж по любви, но где там! Довоенная деревня, работа с рассвета до заката. Какая тут любовь!

— При чем тут деревня? Ты думаешь, в деревне не бывает любви? — язвительно спросила красавица Лера.

Пуся запнулась и посмотрела на третью парту около окна. Остальные последовали ее примеру. Лера повернулась на стуле и, выставив в проход длинные красивые ноги, заметила:

— Любовь, Пуся, может быть везде! И в деревне, между прочим, тоже.

— Я и не спорю!

— Любовь может возникнуть и среди каторжных, — продолжила первая красавица класса. — Было бы желание…

Она сделала паузу и многозначительно посмотрела на Петю.

— Немного отвлеклись, — вклинилась я. — Продолжай, Пуся.

«Лера как всегда! — подумала я. — Что называется, показала себя. Жаль только, под красивой прической мыслей маловато».

Я оторвалась от двери и переместилась в дальний угол класса.

«Смена декораций. Акт второй: Пуся и «Матренин двор».

— Короче! Матрена вышла замуж за нелюбимого человека, — продолжала Пуся. — Родила шесть детей. Похоронила шесть детей. Решила, что на ней порча лежит.

— Пуся, как всегда, лаконична, — заметил Миша Фигус.

— Стараюсь, что языком зря молоть!

Она посмотрела на Леру, затем на меня.

— Надеюсь, к присутствующим здесь твое замечание не относится? — спросила я.

— Что за вопрос? — Пуся распахнула черные глаза и взмахнула руками. — Вы, Маргарита Владимировна, и все наши говорят только по делу!

— Очень рада! Продолжаем обсуждение, — сказала я. — Пуся пусть отдохнет, Миша продолжит.

Я дотронулась до Миши Фигуса, и он резко вскочил со стула.

— Расскажи, Фикус, про Шухова! — выкрикнул Петя.

— Про Шухова так про Шухова, — пробурчал Миша.

«Действительно похож на фикус. Высокий, тонкий, слегка растрепанный наверху».

— Иван Денисович Шухов — заключенный одного из лагерей сталинского периода, — слегка гнусавым голосом начал Миша. — Не скажу, что он храбрый человек, но и трусом его не назовешь. Не скажу, что он очень умен, но на уровне бытового сознания, безусловно, обладает мудростью. Словом, Шухов — это человек, который пытается выжить, как может. Он не относится к категории лагерных «шестерок», он борется и пытается подняться со «дна».

Фигус помолчал и решил закруглиться.

— С моей точки зрения, Иван Денисович — такой же жизнестойкий, как Соколов и Матрена.

Он удовлетворенно кивнул лохматой головой и посмотрел на меня.

— Хорошо! — понимая, что красноречие Фигуса иссякает, сказала я. — А скажи мне, Миша, что, помимо жизнестойкости, объединяет этих героев?

Фигус переступил с ноги на ногу и стал рассматривать свою гигантскую кроссовку.

— Наверное, оптимизм, — изрек он.

— Класс, Фикус! — воскликнул Шурик.

— Действительно хорошо подмечено. Жизнестойкость всех трех героев опирается на присущий им оптимизм. Выжить без него в тех условиях было бы невозможно.

Я перевела взгляд на Аню Соловьеву и обратилась к ней:

— Попробуй подытожить.

— Попробую, — ответила Аня и вышла к доске.

Фигус галантно уступил место и, высоко поднимая длинные ноги, направился к своей парте. Эта предосторожность была нелишней, так как в проходе валялись сумки и рюкзаки, брошенные как попало. Я уже давно смирилась с этим, хотя и страдала порой, спотыкаясь о какой-нибудь рюкзак. «Осторожно, Маргарита Владимировна, не упадите!» — в таких случаях кричали мне все ребята.