Ольга Шумяцкая - Комедия дель арте

— В борьбе за правое за дело валюта наша уцелела! — молодцевато гаркает Мурка в открытое окно и потрясает кулачками.

— Руссо туристо — но финансисто! — хором скандируем мы с Мышкой.

И плюхаемся на кровать. Что правда, то правда. Челентано не получил от нас ни единой трудовой копеечки.

— Эх! — вздыхает Мурка. — А казался таким приличным человеком! Про детство свое рассказывал.

Трагедия личности Челентано началась задолго до его рождения, с возникновением товарно-денежных, а впоследствии и капиталистических отношений на Апеннинском полуострове. Не будем вдаваться в историческую политэкономию, скажем просто, что нашему герою были не знакомы такие понятия, как дружеская взаимовыручка или, предположим, бескорыстная взаимопомощь. Из словосочетания «касса взаимопомощи» он, безусловно, выбрал бы первое слово. Он никогда не состоял в октябрятской организации, не носил на груди пионерский галстук и не прижимал к сердцу комсомольский билет. Это что касается социальной подоплеки. Плюс, разумеется, особенности характера. Возьмем, к примеру, вектор движения денег. Он имеет два направления: или от кого-то, или к кому-то. Так вот, в представлении нашего Челентано денежные потоки должны были двигаться от кого-то к нему. Так он был воспитан. Ну и гены, конечно. О генах надо поговорить отдельно.

Папа Челентано не любил мамы Челентано. Нет, ну, так-то мама была ничего. Даже вполне неплохая женщина. Чечевичную похлебку хорошо готовила. Белье стирала со знанием дела. Платья меняла с умеренной скоростью. С соседками болтала не чаще пяти раз в день. Книги в библиотеку сдавала вовремя. И в районном хоре домохозяек занимала крайнюю правую позицию. Не в смысле политических убеждений, а в смысле голоса, который руководитель хора классифицировал как баритональный альт. В общем, полезный член общества. Все эти качества папа в ней очень уважал и как личность очень ее ценил, а вот любить не любил. Просто не мог. И, проведя дома день, полный забот, спать уходил к одной молоденькой хорошенькой вдовушке, где и проводил ночь, полную утех. Мама, натурально, плакала, ползла за ним на коленях, цеплялась за штаны. Мол, останься, милый! Нет, ни в какую! Иногда мама хитрила. Запрет входную дверь, а ключ спрячет.

— Где ключ? — строго спрашивал папа.

— Ах, дорогой, — ласково отвечала мама и даже пыталась его приобнять, от чего он всегда успевал увернуться, — ключ-то я потеряла! Еще на той неделе!

Папа психует и начинает биться в дверь.

— Не бузи, дорогой! — говорит ему мама. — Соседей разбудишь.

А соседи уже сбегаются и начинают живо интересоваться, что за катаклизм такой происходит за закрытой дверью, все ли там еще живы, не пристукнули ли кого скалкой.

— Живы, живы! — кричит мама и дверь открывает, чтобы реабилитировать себя в глазах общественности.

Тут-то папа и дает деру. И мама остается одна. Впрочем, мамой она тогда не была, потому что детей у них не было. Просто неоткуда было взять.

И вот однажды, когда мама совсем отчаялась, решила она пойти к одной пожилой женщине, которая работала у них в городке гадалкой и заодно давала советы брошенным женам, как приворожить мужей. Женщина внимательно ее выслушала и дала очень дельный совет.

Вечером, когда папа собрался потихоньку улизнуть к своей вдовушке, мама независимой походкой подошла к нему и что-то шепнула на ухо. Папа сначала растерялся и даже закосил глазом, потом задумался, почесал в затылке и наконец кивнул в знак согласия. Потом он подошел к кровати, аккуратно разделся, аккуратно сложил одежду, аккуратно повесил ее на спинку стула — по всему было видно, что он тянет время, но мама стояла рядом, как меч Немезиды, и папа, немножко покочевряжившись, нырнул под одеяло. Мама нырнула следом, и между ними завязалась нешуточная борьба. Победила дружба.

Утром, пока папа еще спал, мама вылезла из кровати и положила ему в карман пиджака пару тысяч лир, на которые папа в тот же день безобразно напился в соседнем кабачке, бил себя в грудь, рвал рубаху, кричал: «Я ей покажу, кто в доме хозяин!» — и в конце концов разбил окно, два стакана и проглотил чайную ложечку из нержавеющей стали. С тех пор так и повелось: вечером папа укладывался с мамой в постель, а утром мама клала ему в карман сумму денег, на которую папа заливал свое горе.

В этом месте Мышка задала Мурке вопрос, который меня тоже очень интересовал.

— А зачем он на ней женился? — просто спросила она.

— Ни за чем, — ответила Мурка. — Ему его папа велел, дедушка Челентано. Ты же знаешь, в итальянских семьях не принято перечить родителям.

И продолжила свой рассказ.

Ровно через девять месяцев этих оригинальных отношений на свет появился наш Челентано, в прямом смысле слова с молоком матери впитавший товарно-денежную сущность любви и брака. Все свое детство он наблюдал эти противоестественные экзерсисы. И в слабой детской его головушке сложился такой стереотип: мама платит папе — папа любит маму. Когда Челентано подрос и вошел в возраст сексуальной активности, папа, будучи человеком передовых взглядов, повел его в публичный дом, дабы приохотить к женскому телу со всем прилагающимся комплектом развивающе-обучающих практических пособий. Первый экзамен Челентано прошел успешно, а вот когда папа на выходе стал расплачиваться за сладостные секунды, случилась неприятность. Челентано упал в обморок. Ноги его свела судорога, на губах выступила пена, сердце замерло в груди.

Это был культурный и психологический шок от того, что мужчина платит женщине. Не то чтобы он очень уважал в женщине личность и считал, что предлагать ей деньги за любовь унизительно. Нет, совсем наоборот. Он слишком уважал мужчин и полагал, что за бесплатно ни один приличный мужик свою любовь отдавать не должен. Ужас, пережитый в публичном доме, остался с ним на всю жизнь. После его посещения Челентано долго не значился в списках деятелей сексуального фронта и был списан в запас по душевной травме.

Годы и годы влачил Челентано незавидную жизнь сексуального изгоя и уже совсем поставил на себе крест, как вдруг папа нашел ему невесту. Этот папа был уверен, что у каждого приличного итальянца должна быть семья, а все остальное значения не имеет. Невеста, которую он нашел Челентано, носила фамилию Дольчевита, однако фамилию свою не оправдывала. Женщина она была в высшей степени положительной, даром что старше Челентано на 38 лет. Отношения их носили отвлеченно-условный характер, детей по вышеозначенной причине у них не заводилось, поэтому она относилась к Челентано как к неразумному дитяте. В ночной рубашке из розовой байки, галошах на босу ногу и тощих косицах, зашпиленных на затылке, Дольчевита и так-то была не красавицей, а Челентано и вовсе от нее с души воротило. Однако папе он отказать не мог (см. выше высказывание Мурки).