Ольга Шумяцкая - Комедия дель арте

— Уже не сплю.

— Я вот тут интересуюсь… — Мышка застенчиво покашляла. — Я вот тут интересуюсь… ну, насчет Лауры. Она очень красивая?

Есть в характере нашей Мурки одна неприятная черта. У нее происходит непрерывное шевеление конечностей. В том смысле, что она ни секунды не может усидеть на одном месте. Ей все время надо куда-то бежать. И в характере Мышки есть неприятная черта. Ее совершенно невозможно выманить на улицу. Дай ей волю, она бы вообще не выходила со своей кухни, так бы и прожила всю жизнь в обнимку с плитой и тертой морковью. Поэтому две мои лучшие подруги все время находятся в состоянии противостояния и никак не могут прийти к консенсусу: идти гулять или не двигаться с места? Вот и сейчас. После продолжительного оздоровительного дневного сна Мурка рвется вон из отеля, а Мышка, так и не сняв байковой рубашки, раскладывает на кровати свои медикаменты, чтобы сделать их полную инвентаризацию.

— Немедленно выходим в город! — командует Мурка.

— Чего мы там не видали? — резонно спрашивает Мышка.

— Ничего мы там не видали! — также резонно отвечает Мурка. — Мы не видали Венеции при лунном свете!

Но Мышку лунным светом не проймешь. У Мышки но-шпа просыпалась из баночки, а пакетик с молотым активированным углем прорвался, и этот уголь засыпал все Мышкины трусы. Мышка всегда мелет активированный уголь в кофемолке, говорит, так он лучше усваивается. Что касается меня, то я, как обычно, не согласна ни с Муркой, ни с Мышкой. Я считаю, что из отеля выйти надо, а вот забредать далеко — нет. Можно погулять по окрестным улочкам и съесть кусок пиццы в соседней пиццерии.

Мурка между тем вытряхивает Мышку из рубашки. Мышка ноет.

— Темно! Сыро! Холодно! Страшно! — стонет она.

Но Мурка непреклонна. Она строит нас попарно, то есть одной-единственной парой, и гонит вперед, как воспитательница в детском саду. Мы выезжаем в город. Голуби на Сан-Марко, облитые вечерним солнцем, кажутся золотыми. Мы идем во Дворец дожей, который вот-вот закроется. Поэтому во Дворец дожей мы не идем, а бежим. Мышка тащится сзади, спотыкается, подворачивает ногу и в конце концов падает на скамейку в огромном, как стадион, парадном зале. В зале висят крошечные портретики дожей и громадное полотно религиозного содержания. Называется «Рай» и изображает очередь граждан за райским блаженством, со зверскими лицами и криками: «Вас тут не стояло!», отпихивающими друг друга от райских ворот.

— Как ты думаешь, — спрашиваю я Мурку, задумчиво глядя на эту вольную трактовку концепции загробной жизни, — у них там с блаженством дефицит? Чего они так толкаются?

Но Мурка мне не отвечает. У Мурки другие заботы. Завтра мы уезжаем во Флоренцию. И Мурка с сомнением глядит на задыхающуюся Мышку.

— А ты как думаешь, — говорит она, — стоит нам тащить ее с собой?

— Ты что, Мура! — Я в ужасе. — У нас же гостиница не оплачена! Где мы ее оставим?

— Да, — нехотя соглашается Мурка, — ты права. Только медикаменты пусть оставит. Нечего таскать их за собой с места на место. Мы же еще сюда вернемся.

Мы действительно после Флоренции должны вернуться в Венецию, провести здесь еще один день и отсюда лететь в Москву. Из Флоренции самолеты не летают.

— Ты что, Мура! — снова пугаюсь я. — Как же Мышка без медикаментов! А вдруг приступ?!

— Какой приступ? Что ты мелешь! Она что, больна?

— Да, действительно, — с Муркой невозможно не согласиться. — Но мало ли что. Вдруг пригодится.

— Совсем она тебе голову заморочила! Ну кому может пригодиться мазь от педикулеза! В общем, так. Или пусть все эти лекарства съест до отъезда, или оставляем их тут!

— Ага, особенно мазь от педикулеза! Вку-усно! И главное, полезно!

Мурка ничего не отвечает. Она подхватывает Мышку и увлекает ее к выходу. На улице уже стемнело. Вот странность: как только заходит солнце и на землю падают первые вечерние тени, праздник заканчивается. Улицы пустеют. Венеция вымирает. Закрываются ресторанчики, встают на привязь гондолы, прячутся по отелям туристы, похожие на курлыкающих венецианских голубей. Ночной жизни на поверхности земли здесь не наблюдается. Она вся уходит в подполье.

Мы выбираемся из Дворца дожей, и Мурка ведет нас в какой-то кабачок ужинать. Без четырехразового питания Мурка своей жизни не мыслит. Она заказывает макароны, мы с Мышкой — легкий овощной ужин, зеленый салат и баклажаны. Мурка наворачивает свои макароны. К концу третьей порции ее начинает тошнить, и мы с Мышкой тащим ее на воздух.

Прохожих почти не осталось. Мы бредем к набережной. По нашим подсчетам, последний речной трамвайчик вапаретто еще не ушел, и у нас есть шанс добраться до дома. Мы стоим на пристани и смотрим на лагуну. Лагуна холодно смотрит на нас водянистыми глазами утонувших звезд. Вапаретто нет. Становится холодно и неуютно. Мурка снимает свитер и укутывает Мышку. Меня никто не укутывает. Я девушка сильная и самостоятельная. Я иду к кассе, где продаются билеты на вапаретто.

— А… — Я забываю слово «вапаретто» и задаю кассиру прямой, но невнятный вопрос. — А пароходы больше не ходят?

— Ходят, ходят, — отвечает кассир. — И паровозы ездят.

И тут к пристани подходит последний речной трамвайчик. Мы загружаемся на палубу. Трамвайчик разворачивается и плывет совсем не в ту сторону, в какую нам надо. Мы в ужасе.

— Куда мы плывем? — кричу я руководителю этого судна. От волнения я забыла и слово «капитан».

Капитан бормочет что-то невнятное. Мы выходим в открытое море, потом опять разворачиваемся и подходим к Джудекке. На Джудекке мы забираем загулявшую парочку. На Лидо — подвыпившего работягу в лихо заломленной дырявой кепке. У Арсенала, размахивая руками и издавая странные протяжные птичьи крики, к нам сбегаются запоздавшие японские туристы, обвешанные цифровыми камерами. Наш катерок — это «скорая помощь» на воде, последний шанс для заплутавших странников и очарованных душ выбраться из лабиринта переулков и добраться до дому. Каждую ночь он обплывает венецианские островки и подбирает тех, кто счастлив, а потому часов не наблюдает. Это корабль счастливых дураков, променявших фиксированные 50 грамм вечернего отельного виски на беспорядочный коктейль из соленой воды и горького ветра. Выходит, что мы с Мурой и Мышей тоже счастливы. Мы плывем по лунной дорожке, пересекающей лагуну, словно серебряный мост. Я думаю о том, что это, быть может, лучшая ночь в моей жизни.

— Тиха украинская ночь! — ни к селу ни к городу брякает не в меру начитанная Мышка.

И мы торжественно сходим на берег.

Ночь проходит без приключений. Утром мы с Мышкой пакуем чемоданы, а Мурка ничего не пакует. Она сидит на кровати в чужих мужских штанах и тупо смотрит в чужой мужской чемодан. Ей нечего паковать. Мурка нам завидует, потому что очень любит перебирать свои вещички, самая дешевая из которых стоит 200 долларов.