Ольга Шумяцкая - Комедия дель арте

Но Мурка не унывает. Мурка слюнявит указательный палец и проверяет направление ветра. Проверив направление, она вытягивает нос по ветру и начинает принюхиваться. Принюхавшись, берет меня за руку и куда-то ведет. Мы бредем какими-то Богом забытыми переулками, и нос ее все время шевелится. Наконец нос останавливается, и мы останавливаемся вместе с ним. Мурка снимает свое пальто от Версаче за полторы тысячи долларов, выворачивает наизнанку и предлагает мне сделать то же самое. Я ничего не понимаю. Ясно только одно: Мурке лучше не перечить, она всегда знает, что делает. Я покорно снимаю свою куртешку и тоже выворачиваю. Потом Мурка наклоняется, зачерпывает пригоршню грязи, плюхает на свои ботинки от Прада за тыщу двести и предлагает мне сделать то же самое. Я наклоняюсь и мажу грязью свои сапожки. Мы заворачиваем за угол. Мурка подводит меня к открытой двери, возле которой уныло толчется очередь весьма тусклых граждан. Из двери восхитительно пахнет жареным мясом с луком.

— Вуаля! — горделиво восклицает Мурка, показывая на граждан.

— Что это, Мура?

— Как что? Бесплатные обеды для неимущих и две койки на ночь. Ты против? — И она тащит меня к двери. — Расступись! — командует Мурка, и удивленные граждане расступаются. — Дай дорогу жертвам перестройки!

— О! Пе-ре-строй-ка! — повторяют граждане и уважительно цокают языками.

В тот день мы прекрасно пообедали. Нам давали: суп с клецками, бифштекс с вареной цветной капустой и жареной картошкой, компот из консервированных персиков и чашку кофе. Ночью мы прекрасно выспались на пружинных матрасах в компании восьми бомжей, один из которых страшно храпел, но Мурка быстро его растолкала и выставила за дверь. А утром, плотно позавтракав яичницей с ветчиной, плюшкой с повидлом и апельсиновым соком, а также взяв с собой сухой паек на непредвиденный случай, отправились на пристань. Предъявив два корешка от билетов и замызганную расческу, мы сели на паром, который как раз вернулся из Норвегии и готов был везти нас в Норвегию на свидание с близкими родственниками. Лесной Брат, Большой Интеллектуал, ребенок Машка и ребенок Кузя ждали нас на набережной. По их лицам было видно, что они не ожидали увидеть нас живыми. И надо сказать, что наша живучесть некоторым из них пришлась совсем не по вкусу. Угадайте кому.

Да, совсем забыла. В ночлежке мы еще приняли замечательный душ и даже прихватили с собой по куску французского мыла и по флакончику шампуня с кондиционером. Вот и говорите после этого, что с Муркой невозможно путешествовать.

Упрекать Мурку в безалаберности бессмысленно. Она никогда не признает себя неправой. Даже не пытайтесь убедить ее в том, что она совершила ошибку. Ничего у вас не выйдет. Мурка так повернет дело, что через минуту вам почему-то ужасно захочется извиниться перед ней. Впрочем, надо отдать ей должное: с Муркой не пропадешь. Она всегда найдет выход из безвыходного положения. Мы с Мышкой в полной растерянности стоим посреди этого несчастного Файенце, а Мурка уже в полной боевой готовности.

— План такой, — говорит она тоном распорядителя бала. — Сначала — плотный ужин. Мы его заслужили. Потом — поиск ночлега. Его мы тоже заслужили.

— Я больше на раскладушке спать не буду! — ворчливо заявляет Мышка. — Ты нам этот хэппенинг устроила, ты и спи!

Господи! Кто бы мог подумать, что Мышка знает такие слова, как хэппенинг!

— Хорошо, хорошо, Мышь, — Мурка на редкость покладиста, и это мне не нравится, — не волнуйся, будешь спать как человек.

И она ведет нас к пиццерии. В пиццерии она быстро втирается в доверие к хозяину, здоровенному шестидесятилетнему дедку с висячими седыми усами. Дедок начинает суетиться, исполняет перед Муркой танец маленьких лебедей и тащит наши чемоданы в кладовку.

— Синьор Тодеро, хозяин, — галантно представляется он.

— Спроси у него, есть ли комната на ночь, — велит мне Мурка, Самодовольно шевеля брюшком.

Комната есть. Папаша Тодеро совершенно сходит с ума от Муркиного брюшного шевеления, тащит нас наверх, показывает комнату, трясет перинами и убеждает прекрасных синьор, что лучшего места для отдохновения они не найдут во всей Италии, в чем я лично сильно сомневаюсь. Однако свои сомнения оставляю при себе. Мурка комнатой довольна, и мы спускаемся вниз ужинать. Папаша Тодеро прыгает вокруг нашего стола, сует нам под нос меню и как бы невзначай кладет лапищу Мурке на плечо. Мурка расплывается в довольной улыбке. Папаша Тодеро смелеет и кладет лапищу ниже. Это Мурке уже не нравится, и она отпихивает Тодеро вместе с его меню. Мы с Мышкой берем по куску пиццы, Мурка требует макарон. Честно говоря, это пристрастие к макаронам начинает меня беспокоить. Я боюсь, что мы не вывезем Мурку на историческую родину. Придется доплачивать за перевес багажа.

— Ты, Мурка, с макаронами заканчивай, — говорю я. — А то тебя в самолет не пустят. Придется транспортировать тебя на родину частями.

Но Мурка отмахивается.

И вот сидим мы на краю Европы в древней пиццерии с обшарпанными стенами и жуем пиццу с копченой колбасой. Пицца черствая и холодная, колбаса твердая и жирная. А на улице между тем раздаются странные звуки. Как будто кто-то куда-то бежит, потом падает, потом его шмякают об стену, потом он кричит, потом накатывают морские волны, потом начинается шторм, и рев этого шторма заполняет все кубические сантиметры наличной атмосферы. На улице разворачивается нешуточная потасовка. Сквозь стеклянные двери нам видно, как одна группа людей с палками в руках бежит к другой группе людей с палками в руках, выкрикивая какие-то лозунги, похожие на пионерские речевки. Другая группа людей тоже бежит и тоже кричит. Потом обе группы сталкиваются грудью и начинают колошматить друг друга палками.

Мышка втягивает голову в плечи и, кажется, готова залезть под стол. Мурка сильно возбуждается и, кажется, планирует принять участие в потасовке. Я прошу папашу Тодеро выяснить, в чем дело. Папаша высовывает нос на улицу, чтобы разнюхать обстановку.

— Тетаро! Чинема! — восклицает он, картинно разводя руками, что в переводе на русский язык значит: чистый спектакль, дорогие товарищи, а может быть, даже кино!

— Конкретнее! — требует Мурка.

Папаша Тодеро начинает быстро лопотать и еще быстрее размахивать руками. Из его лопотания я понимаю, что на улице происходит политический митинг с последующей потасовкой. Итальянцы вообще очень любят политические митинги, а уж набить друг другу морду — это хлебом не корми.